Вечное сияние чистого разума

Ты правда хочешь знать, как я живу без тебя?
Как в этом стремительно вращающимся хаосе грез и образов
Я пытаюсь выделить свой вектор дальнейшего движения души,
Не обращая внимания на очевидную невписываемость в картину современного мира.

Смыслом жизни давно уже стал второй снег на заброшенном стадионе,
Где все пропитано той бесконечной нежностью нашей юности,
Когда мы, забыв про все законы мироздания и запреты родителей,
Сидели на погнутых стульях и не боялись говорить про космическую связь.

А теперь даже мой оперный бархатный баритон, пропевая стократно
В тональности до-диез минор твое самое трогательное имя,
Не сможет воскресить ни тех беспечных и дурных улыбок молодости,
Ни того ощущения абсолютного счастья, которое потерялось между сектором А и Б.

И трамваи ходят не такие эстетически-покоцанные постсоветской реальностью,
Как в те времена, когда в нашем исписанном стихами Полозковой подъезде
Звучала Земфира и Ночные Снайперы, к недоумению всех местных бабушек
И глупеньких тинейджеров, которым никогда не понять нашу юность.

Боже, ты так не любила концерты, а я так любил фортепиано,
Что мог все ночи напролет вместо того, чтобы искать с тобой звезды на потолке,
Петь тебе утонченные авторские изыски, которые приводили тебя в бешеный восторг,
Даже больший, нежели когда я выжиг слово "бесконечность" на своей робкой ключице.

Мы никогда не ссорились. Я пил сладкий кофе и размахивал своими кудрями,
Трепался о репетициях в театре и вчерашнем артхаусном кино.
Ты мерила мои очки и рассуждала про французский импрессионизм так,
Как ни один влюбленный человек не признается в своих слабостях другому.

Мы мечтали с тобой уехать на море, найти пустынный не израненный пляж,
Где не пахло бы одиночеством, сырой рыбой и несвежей южной кукурузой,
На которую у тебя, между прочим, была аллергия, как и на жестокость людей,
На нехватку чувства юмора и отсутствие света в неистово любимых глазах.

Я резал бы тебе арбузы, перелистывал солеными пальцами страницы книги,
Чинил бы гамаки, вешал белье, которое бы ни за что не высохло,
Варил бы самые пряные куриные супы, от которых захватывает дух,
В то время, как ты старинными молитвами гадала по моей продрогшей руке.

Я просто хотел встречать рассветы на чуть не рухнувшем балконе хрущевки,
Сидеть на маленькой кухне и устраивать маленький театр теней двух рук,
Которые, сплотившись в страсти, больше не могли выпустить друг друга,
Хоть это бы и противоречило всем догматам здравого смысла и теории рационализма.

Мне ничего было не нужно. Я просто хотел ехать с тобой в электричке,
Чтобы ты, как в детстве, сопела в мое плечо и писала во сне стихи,
Я просто хотел уснуть с тобой в поле, отбросив велосипеды и кепки,
Забыв, что кто-то вечный за нами наблюдает и сам решает все за нас.

И этот огонек, который пылал в моих глазах, тогда, когда я стоял на мосту
И ловил всей грудью очарование и незыблемость огней ночного города,
Ты вспоминай почаще. Потому что как бы ни было тяжело, надо отпускать,
Хоть и тешить надежду, что однажды вернешься туда, где найдешь все потерянное доселе тобой.

5 декабря 2018 года, Москва