Генуэзус в Тавриде

               
                И скуден, и неукрашен
                Мой древний град,
                В венце генуэзских башен,
                В тени аркад
               
                Макс Волошин*

Ниппель, дроссель, стапель, поппель...
Я притопал, Симферополь!

И в гостиницу «Артек»,
я дешёвый человек.

Пролетали город Саки—
видел взлётные тармаки.

Вверх тормашками сей мiръ.
Не Гвадалкивир, Салгир!

Здравствуй, Крыма хлебосолье!
В дымке скрылось Чeрноморье.

Заплывал там пеленгас,
игнорировал баркас.

Жрал бычков, а вот дельфин
грыз хамсу. И не один.

Поворот на Старый Крым,
я в нём шастал молодым.

Здесь цветёт, не отцветая,
Катя... Тоже молодая.

И запущенный был сад,
карадаговский ландшафт.

Императорские мили,
их почти все своротили.

Штукатурка опадает,
осыпь свалок... И фуняет.

И горящий пластик, вонь!
Хмарь и дым, а не огонь.

Старый Крым-то староват.
Тут когда-то был Солхат.

А в Солхате медресе
и мечеть во всей красе.

Дождевой воды налито
в отпечаточке копыта.

Хоть избавлены от кары,
обузбечены татары.

У татарского музея
есть плодовая аллея

абрикосов среди мух.

Слышь? Орехов грецких плюх.

Каждый колотый мне к спеху—
колочу я по ореху.

Греки, вина, Киммерия,
в прошлом, в будущем Россия.

Эйдос под кенассой вроде,
логос-солнышко восходит.

«Мифами ландшафт прошит.»
К нам приехал Игорь Сид.

Он теперь геопоэт.
Реет Макса силуэт.

И Сабашникова ходит,
с Вячеславом шашни водит.

В Коктебеле автохтонно,
ономастно, похоронно.

Всеединство, всесиндром—
обо всём и ни о чём.

Ни о деде Оттобальде,
ни о радости Вивальди.

Но зузуфус есть на рынке
и пейзажи как картинки.

Зноба в зеркало глядится
и светлеют полулица.

!@#$%^&*()_+QWERRTYUIOPASDFGHJKL

*)  Максимилиан Волошин
Молитва о городе

                (Феодосия – весной 1918 г.)
               
                С. А. Толузакову

И скуден, и неукрашен
Мой древний град
В венце генуэзских башен,
В тени аркад;
Среди иссякших фонтанов,
Хранящих герб
То дожей, то крымских ханов -
Звезду и серп;
Под сенью тощих акаций
И тополей,
Средь пыльных галлюцинаций
Седых камней,
В стенах церквей и мечетей
Давно храня
Глухой перегар столетий
И вкус огня;
А в складках холмов охряных -
Великий сон:
Могильники безымянных
Степных племен;
А дальше – зыбь горизонта
И пенный вал
Негостеприимного Понта
У желтых скал.
Войны, мятежей, свободы
Дул ураган;
В сраженьях гибли народы
Далеких стран;
Шатался и пал великий
Имперский столп;
Росли, приближаясь, клики
Взметенных толп;
Суда бороздили воды,
И борт о борт
Заржавленные пароходы
Врывались в порт;
На берег сбегали люди,
Был слышен треск
Винтовок и гул орудий,
И крик, и плеск,
Выламывали ворота,
Вели сквозь строй,
Расстреливали кого-то
Перед зарей.
Блуждая по перекресткам,
Я жил и гас
В безумьи и в блеске жестком
Враждебных глаз;
Их горечь, их злость, их муку,
Их гнев, их страсть,
И каждый курок, и руку
Хотел заклясть.
Мой город, залитый кровью
Внезапных битв,
Покрыть своею любовью,
Кольцом молитв,
Собрать тоску и огонь их
И вознести
На распростертых ладонях:
Пойми... прости!

2 июня 1918
Коктебель