Леопольд фон Захер-Мазох. Заметки

ЗАМЕТКИ. ЛЕОПОЛЬД ФОН ЗАХЕР-МАЗОХ.
Извращайтесь на здоровье или опыт 200 млн лет.

Возможно, что кого-то изначально насторожит фамилия писателя Леопольда Фон Захер-Мазоха. И возникнет барьер, переступить который не суждено читателю по вполне понятным и обьяснимым причинам, искусственное чувство отторжения не позволит открыть книгу и почитать его рассказы и повести. А напрасно…
Да, по имени Захер-Мазоха в 1886 году психиатр и невролог Рихард фон Крафт-Эбинг ввёл новое понятие в психиатрии и сексопатологии, связанное с творчеством писателя, — мазохизм. В работе «Половая психопатия» фон Эбинг высказал предположение, что Леопольд фон Захер-Мазох сам имел данную сексуальную девиацию (психолог. - отклонение в поведении человека от общепринятого, того, что считается нормальным. )
Итак – было предположение, что Захер-Мазох в сексуальной жизни был не совсем нормальным. А что это значит – общепринятое поведение в сексе? Кто знает и кто может утверждать, что то или иное поведение во время физической близости между мужчиной и женщиной является отклонением или нормой? Кого сейчас волнуют возможные гомосексуальные отношения признанных греческих философов, их любовные связи с молоденькими мальчиками или оргии признанных полководцев и государственных деятелей Римской империи, оставивших свои известные воспоминания и философские размышления? Кого сейчас волнует, что Оскар Уайлд был осужден за гомосексуализм, что Фреди Меркури был «голубым»? Так ли это важно в истории культуры?
Читатель, ценящий литературу, любящий читать, даже умеющий в любой талантливой книге, рассказе увидеть философский смысл, т.е. какую область человеческих отношений исследует автор и как он это делает, рискует обделить себя и свои эстетические вкусы, если пройдет мимо прозы Захер-Мазоха.
Вот я книгу рассказов и повестей Захер-Мазоха увидел на полке маленького книжного магазина в очаровательном городе Ростове (Великом) и взял ее без раздумий и сомнений. Не потому, что мне был известен автор и его книги, но упускать возможность познакомиться с известнейшим автором 19-го века было бы большой ошибкой. И вот уже на протяжении нескольких месяцев перечитываю Захер-Мазоха и каждый раз восхищаюсь неповторимостью его таланта и деликатностью, тонким анализом и трепетным отображением душевного и эмоционального мира героев.
Погрузитесь в мир славян Галиции, русинов, вы с радостью будете читать узнаваемые славянские фамилии, в рассказах появляются герои- русские. Их характер, поступки и мотивы поступков покажутся вам чрезвычайно интересными, это мир людей, практически исчезнувших или уничтоженных насильно в 20-ом веке, границы изменились, Австро-Венгерская империя развалилась в 1918 году. А Галиция, этот маленький кусочек земли между Российской империей, Чешскими, Словацкими, Польскими территориями, Украиной вмещал в себя многонациональный состав, в том числе и русинов, а может и был русской землей Галиции. 
Есть в джазе такое понятие как «узнаваемость», т.е. играют музыканты некую музыку и вдруг переходят к известной в музыкальном мире мелодии, импровизируя на этой теме, и звучание этой мелодии мгновенно вызывает аплодисменты у слушателей, не смотря на уровень исполнения.
Так скорее всего произойдет у читателя произведений Захер-Мазоха, только уровень мастерства автора необычный и индивидуальный, талантливый, неповторимый. Узнавание русских, русинских фамилий, культурное узнавание способно вызвать неповторимые эмоции у читателя.
И к месту будет вспомнить, что Захер-Мазох родился во Львове. Тогда город носил другое название и был австрийским городом. На месте дома, где родился будущий писатель, теперь стоит известный во Львове «Гранд-Отель», а может уже и не стоит, все может быть.
Его творчество высоко оценивали Эмиль Золя, Гюстав Флобер, Альфонс Доде, Александр Дюма-отец и Александр Дюма-сын. В 1886 году из рук президента Франции Захер-Мазох принял орден Почётного легиона.
Умер 9 марта 1895 года.
О творчестве Захер-Мазоха сложно писать, он многогранен, и вводит читателя в область новых, не исследованных, особенно в 19-ом веке, отношений между мужчиной и женщиной.
Мне хочется сейчас сказать о главном: Захер-Мазох романтик, поэт, мастер слова, в его произведениях отражаются тончайшие душевные переживания героев, деликатные, особенные чувства, которые можно смело назвать – Любовь. Захер-Мазох пишет о возвышенных чувствах. Никогда он не опускается до описания физиологии, секса или даже попыток отражения такой формы отношений.
Захер-Мазоха смело можно было бы назвать писателем-фантастом. Женщины у него прекрасные, красивые, привлекательные, природа очаровывает своей красотой, гармонична. Вот он описывает впечатления путника во время путешествия по Италии: «У ног его пестрели пламенными гроздьями роскошные виноградники, а за ними простиралась, синим, затканным золотом ковром чуть колеблющаяся водная гладь. За цветущими зелеными берегами начиналась холмистая местность, всюду блестели крыши домов, виллы, мраморные дворцы, сверкая ослепительной белизной сквозь темную чащу кипарисовых рощ и каштановых лесов, тутовых и лавровых деревьев, — а над всей дивной картиной высился чистый, синий купол неба и, словно расплавленное золото, лились оттуда потоки горячего солнечного света.»
Возможно реальность другая, но чуткая душа писателя способна видеть красивое даже там, где эта красота просматривается только намеками.
Его сравнивали с Тургеневым. А может правильнее сравнить Тургенева с Захер-Мазохом?
Это может показаться странным, что писатель, чье имя присвоено определенной модели сексуального поведения мужчины и женщины, настолько сдержан, деликатен и целомудрен в изложении. Любовь в его описании – Дух, Чувство, Страсть, Переживание, Страдание, Целомудрие.
Это, естественно, личное впечатление, не являюсь литературным критиком и знатоком, не претендую на что-либо, излагая свое мнение. Тем более, что Захер-Мазох пишет многопланово, и мазохизм в его узком понимании, есть в некоторых произведениях писателя.
Сюжеты его рассказов в некотором смысле повторяют друг друга. У некоего мужчины появляется, или есть симпатия – прекрасная, загадочная, властная женщина, которая взглядом, жестом полностью подчиняет себе мужчину. И мужчина принимает это подчинение, страдая нравственно, физически, и при этом обожествляя и любя женщину. Мистика и фантазийность  текстов завораживают читателя, гипнотизируя своей романтичностью, образами, таинственностью и глубиной переживаний героев. И только почитав Захер-Мазоха, можно прочувствовать весь вкус и красоту его прозы. Важно то, как передает Захер-Мазох  ту глубину и силу чувственной подсознательной и сознательной жизни мужчин и женщин, которые возможно испытывал и сам в своей жизни.
Без сомнения, личный опыт отражается в произведениях автора. Первая жена Захер-Мазоха была властной женщиной. Что такое властная женщина для мужчины? Требует психического и физического подчинения? В психологии отношений мужчины и женщины занимает главенствующую роль, характерную, в современной истории, мужчине? Где тут происходит подмена ролей, подмена ответственности и компенсационное удовлетворение тайных подсознательных амбиций собственного «Я», трансформированное в аномальное по стандартным понятиям?
Но способны ли мы критически, отрицательно или безразлично относится к женщине, которую Мазох, как в рассказе «Демоническая женщина» или «Женщина-сирена», описывает с фатальным, сильным чувством мужчины, связанного мощными и незримыми нитями с женщиной? Известный композитор и музыкант Дэлер путешествует по Италии, знакомится с молодой девушкой Цецилией, по соседству с домом которой проживает некая таинственная, роковая женщина. Почитайте:
«Лодка проплыла совсем близко, и дама, точно сошедшая с библейской картины итальянской школы, повернула голову. Дэлер увидел бледное интересное лицо, с энергичным маленьким орлиным носом и большими черными горящими глазами.
— Это принцесса К., — шепнула Цецилия.
Когда лодка отплыла достаточно далеко, Дэлер заметил:
— В свое время она, по-видимому, была хороша.
— Она и теперь хороша! — воскликнула Цецилия. — Женщины сохраняют свою красоту до тех пор, пока не перестают одерживать победы.
— Мне кажется, в ней есть что-то зловещее.
— Именно это, демоническое, и приковывает к ней мужчин.
Дэлер лишь плечами пожал. Они умолкли. Слышны были только монотонные удары весел.
Дэлер был искренен, когда пожал плечами и то, что он сказал, была правда, но, тем не менее, принцесса то и дело вспоминалась ему помимо его воли, и моментами ему казалось, что на него все еще устремлен магический, властный взгляд. Однажды он увидел во сне ее глаза. А через несколько дней по этим же глазам он узнал женщину, о которой столько говорили.
Их встреча произошла в каштановом лесу, где Дэлер бродил, наслаждаясь ароматным воздухом и волшебной игрой солнечных лучей на листьях деревьев и на земле. Принцесса ехала верхом, шагом. По-видимому, она была погружена в мечты, так как глаза ее задумчиво устремились в золотистую даль.
На этот раз она была одета в плотно прилегающую амазонку из темно-зеленого бархата, рельефно обрисовывающую прекрасные линии ее стройной фигуры, а на красивой, черноволосой голове ее была надета бархатная шляпа вроде берета с развевающимся белым пером.

В ее манере держаться было что-то властное, повелительное. Проезжая мимо Дэлера, она вдруг пробудилась от своих грез и окинула его быстрым, холодным взглядом.
Странное чувство испытал Дэлер под этим взглядом. Он проник в самые глубокие затаенные уголки его души, взволновал его нервы, он был словно инструмент настройщика, натягивающий струны рояля. И в первый раз в жизни Дэлер опустил глаза под взглядом женских глаз и поспешил прочь, словно бежал от опасности.

Дэлер безмолвствовал. Все в этой женщине импонировало ему.
Она обращалась с ним, как с игрушкой, а он не находил в себе сил противиться этому и видел даже своеобразную прелесть в том, что чувствовал себя в изящных когтях этого сфинкса.
Принцесса сбросила с себя плащ и вуаль, растянулась на оттоманке и повелительно бросила Дэлеру:
— Играйте!
Артист сел за рояль и начал играть.

Дэлер молчал. Все в нем протестовало против этой беспощадной тирании, которая даже не считала нужным маскироваться. Внутренне он всеми силами боролся против этой демонической женщины, но она была сильнее его и привыкла побеждать.
— Вы еще закусываете удила, — сказала она с насмешливой улыбкой через несколько мгновений, — но это бесполезно. Вы теперь в моей власти — и я, конечно, не поспешу вернуть вам свободу.
— Вам еще не приходилось иметь дело с мужчиной, принцесса! — воскликнул он.
Это была последняя попытка мятежного протеста.
— Напротив! — ответила принцесса. — Подчинять себе людей слабохарактерных мне никогда не доставляло удовольствия, — как не доставляет удовольствия кататься на лодке по тихому озеру или ездить верхом на смирной лошади. Я люблю опасность, бурю, борьбу. Я чувствую себя в своей стихии, когда мне приходится бороться с мятежной натурой. Пожалуйста, не сдавайтесь, боритесь — если вы покоритесь мне слишком скоро, вы только испортите мне наслаждение победой.
— Но что же заставляет вас вторгаться в мою жизнь?
— Вы спрашиваете? Любовь, страсть, сознание, что вы натура гениальная, родственная мне, пылко чувствующая; убеждение в том, что я хочу вашего же счастья, потому что пастушеская идиллия погубила бы ваш талант, тогда как я вас понимаю и сумею пламенными объятиями поднять вас выше обыденности.
— Вы, в самом деле, дьяволица.
— Возможно… пусть! Но вы… вы разве… не любите меня?
— Не знаю.
— Вы любите меня!
— Быть может, еще больше ненавижу.
Принцесса громко расхохоталась.
— Да, и ненавидите тоже — но только потому, что слишком сильно любите, и что эта любовь опутывает вас всего и отдает вас, бессильного, в мои руки.
— В этом вы еще можете ошибаться.
Принцесса пожала плечами.
— Довольно пререканий! — сказала она, — я буду приказывать, а вы будете повиноваться. И вот что, прежде всего: возьмите мою гондолу, отправляйтесь к синьору Скальца, устройте все, что надо, и возвращайтесь сюда с вашим багажом. У меня здесь неподалеку есть дача, в которой поселяются обыкновенно мои друзья и гости. Я хочу иметь вас близко от себя.
Дэлер стоял в нерешительности.
— Ступайте же! — воскликнула принцесса. — Угодно вам повиноваться, маэстро?
Почти с ненавистью он поднял на нее глаза, но под взглядом Семирамиды вынужден был опустить их. С поникшей головой, как под ярмом, он подошел к берегу, где уже ждал его гондольер.

Полчаса спустя гондола причалила к берегу у маленького мраморного дворца.
Когда опустились сумерки, принцесса сидела в мраморном храме, в волшебном свете спускающегося сверху большого красного фонаря, на своем ложе, а маэстро лежал у ее ног.
Демон победил».

Дэлер остался с принцессой и через некоторое время умер.
Можно читать эту историю как житейский эпизод, пример из жизни о слабом мужчине и сильной женщине. И поэтому отнестись к тексту с иронией и может даже пренебрежением.
Но талантливость заключается не столько в доскональном изложении неких фактов, сколько в талантливом философском изучении проблемы. Может Захер-Мазох и не ставил цель исследовать тонкости психологии подчинения в отношениях между мужчиной и женщиной, но как глубоко, обьемно и деликатно он это делал.
Кстати – последняя фраза этой цитаты «Демон победил» по времени предвосхитила мысль Юнга в интервью 1945 года. Именно в этом интервью Юнг анализирует подсознательный мир человека, демоны, или – пороки, коллективная подсознательная память со всем наносным слоем отголосков и наслоений всего исторического опыта человечества, с того самого необозримого времени, когда просто млекопитающее животное получило бы право называться человеком. По времени это непостижимое понятие, если материки разошлись около 150-200 млн лет назад, а на каждом континенте сформировалась своя общность – австралийцы, черные в Африке, американские индейцы, белые в Европе и т.п., то можете ли себе представить эту бездну времени и эту глубину подсознания, существующего в нас, но чаще всего – не доступного и не понимаемого человеком?
И если Захер-Мазох в контексте этой истории музыканта и потрясающей женщины слово «Демон» употребил как конкретную характеристику принцессы, то для меня  слово «Демон» звучит как философское понятие, открывающее непознанное в нашем подсознании.
Здесь можно было бы упрощенно заявить, что, мол, есть такие слабые мужчины, которым хочется быть «под пятой» женщины.
Но опять же – упрощенно. Ведь что-то более глубинное кроется за этим влечением к подчинению, то, что увидел Юнг. Настолько глубинное, что разглядеть его из сегодня практически невозможно, нет никаких фактов, только предположения, основанные на результатах анализа снов пациентов. А сны, как понимаете, и их толкование и обьяснение может выглядеть не очень убедительно для современного человека.
Но Юнг разглядел в мужчине женское начало, а в женщине – мужское. Он эти начала определил как anima и animus. И причину этому феномену Юнг видит в отношениях с родителями. Подрастающий организм пытается избавиться от давления родителей, и их место в психологии индивида-мужчины, их влияние из внешнего мира, занимает женщина. Для мужчины всегда подсознательно жена – мать.
Тут подумалось, что ведь не случайно в борьбе жены и свекрови (матери мужа) чаще всего победу одерживает жена и чаще всего муж поступает так, как хочет жена.
Мне не хочется заниматься повторением анализа отношений Сын-Мать, который прекрасно сделан Фроммом. Нет такой цели, мне хочется просто поделиться личным мнением о Захер-Мазохе.
 Но выводы Юнга непосредственно связаны с понятием мазохизма. Юнг утверждает, что жена (или женщина в более ранней стадии общения, даже самка, это тоже не будет ошибкой, как мне кажется) психологически вытесняет родителей и занимает их место. Она извне влияет на мужчину. Она сопровождает мужчину по жизни, но принадлежит ему только потому, что она рядом, примерно одного возраста, она не «выше» и не «ниже», она рядом и равна с мужем, связь мужчины с ней на уровне сознания, но, кажется, что к этим сознательным психологическим отношениям мужчину толкает его подсознание.
Женщина оказывает сильное влияние со стороны. Ее психология другая, она источник такой информации об обьективном мире, о котором мужчина не имеет представления. Она может вдохновлять, ее врожденная интуиция (порожденная подсознательной исторической памятью), часто гораздо более развитая чем мужская, может предупредить его в нужную минуту, ее чувственность и развитое наверно чутье, ориентированное на личностные отношения, могут подсказать мужчине путь, тот путь, которого не в состоянии видеть мужчина в силу особенностей своего характера.
Ни один мужчина не является абсолютно мужским. Нередко его характер отличается очень чувствительным отношением к жизни, склонным к переживаниям, характерным для женщины, и поэтому тщательно скрываемым. Выталкивая эти женские черты характера они естественно перемещаются в подсознание. Вот именно поэтому мужчина, выбирая спутницу жизни, поддается подсознательной установке видеть рядом женщину, соответствующую его опять же подсознательным образам, которая была бы проекцией его души.
Тут у меня нечаянно возникла мысль о любви. Что же такое Любовь тогда? Означает ли, что под любовью мы понимаем чувства к женщине или мужчине, которые соответствуют нашему скрытому anima и animus, т.е. нашему «Я», пребывающему внутри нас, а значит, утверждая о любви к женщине или мужчине, мы говорим о любви к самому себе? Именно этого ищет наше подсознание? Тогда более эгоистичного, ложного чувства как Любовь нет?
Это неожиданный вывод, он разрушает основы многого, но, наверное, этому есть обьяснение.
В 14-18-20 лет тело к телу скорее всего толкает Природа, она требует продолжения рода, и уже потом, во всяком случае в наше время, появляются психологические поиски своего «Я» в женщине или мужчине, ведь возможен такой вывод?
Но вернусь к мазохизму. И к Захер-Мазоху. Его проза, нежная, я бы сказал, отражающая тонкие душевные колебания героев, подталкивающая к пробуждению сочувствия к ним. Я попробую еще раз привести цитаты из рассказа «Подруги». Молодой человек влюблен в девушку, в рассказе очень точно описаны его переживания, но где-то рядом есть опять же роковая женщина, которая ревностно относится к чужой любви и желает владеть мужчиной, который через любовь к девушке ускользает от ее влияния. Наверное, уместно здесь сказать и о чувстве собственности, толкающем к покорению и подчинению.
Красивые тексты, лексика, образы, сравнения. Чтение этих произведений понравится. Мысли изложены красиво и поэтично:

«Он тоже был очень молод. Его робкое сердце пугалось и трепетало от этой нежной преданности, от этих благоговейных взглядов прекрасной девушки. В его возрасте любовь — это рыцарское служение, это песнь трубадура, это цепи раба.
Шея его бессознательно ждала пинка ноги повелительницы.
Взгляд его блуждал — казалось, искал кого-то, какой-то цели своего неясного томления.
Природа улыбалась ему пышной красотой первого осеннего дня. Еще и листья не пожелтели, только красноватой дымкой подернулись лес и сад. Виноградные гроздья зрели, протянувшись шпалерами по стене господской усадьбы, а солнечные лучи трепетали расплавленным золотом на бархате нив, на астрах, георгинах и подсолнечниках, обращавших свои головки к солнцу, словно огнепоклонники.
Чистый и безоблачный, повис небесный свод над зелеными верхушками елей и берез, за которыми солнце воздвигло золотую решетку, словно это был рай, который оно хотело изолировать от мира.
Девушка впервые в это лето надела длинное платье. Стройная фигура обрисовывалась с девственной угловатостью под белой тканью, облекавшей ее, словно целомудренные листья лилию. С худенького личика глядела пара темных глаз с таким изумлением, как будто перед ними нежданно открылась волшебная, сказочная страна. Дыхание вздымало ее детскую грудь и тихо колыхались темные косы. Словно капли росы блестели жемчужины на ее шее и руках.

Бедная девушка оглянулась на него, будто хотела сказать: «Произнеси же решительное слово!» и невольно коснулась его руки. Она покраснела, потупила взор и встала, как будто хотела убежать.
Она показалась ему в эту минуту ангелом, распростершим крылья и готовым взлететь.
Он обвил ее руками, а она, вся дрожа, подняла на него глаза. Он был в эту минуту богом, а она — живым духом, вдохнувшим жизнь в его создание. Если бы он был лет на десять старше, он ответил бы на этот взгляд счастливой улыбкой, но он был ненамного старше ее.

— Любишь ли ты меня? — спросил он робко, почти пугливо.
Она только тихонько кивнула головой — она не находила слов, которыми сумела бы выразить то, что ее волновало. Он склонился к ней, и в первый раз его губы коснулись ее губ, — холодных губ, на которых замер вздох. Дрожь пронизала все ее тело, тело цветка.
Она закрыла глаза, и руки ее что-то ловили, чего-то искали — наконец нашли его шею, обвились вокруг нее и сомкнулись на затылке, сложившись как для молитвы.
Потом она вдруг вырвалась и устремилась в чащу парка. Он сделал два шага за ней, но что-то непонятное, что-то загадочное удержало его.
Он посмотрел на небо. Высоко над елями горела вечерняя звезда, а на краю долины вставал красный серп луны.
Вдали пела река — ту старую песню, которую пели сирены Одиссею.
В то же самое время в будуаре господского дома, похожем на покои в серале, беспокойно шагала взад и вперед прекрасная гордая женщина. Время от времени она останавливалась у окна и смотрела в сад, следя за мелькавшим в зелени белым платьем своей юной подруги.
Потом она снова раздраженно отворачивалась, брала розу и принималась обрывать у нее лепестки, или ловила муху и обрывала ей крылышки.
«Неужели она уже совсем потеряла красоту, потеряла способность разжигать страсть? — спрашивала она себя. — Неужели уже пришла пора, когда с ней начнут обращаться с той почтительностью, которая не столько льстит, сколько уязвляет тщеславное женское сердце, чем? И отныне мимо нее будут проходить, не отдавая ей больше привычной дани, предпочитая распустившейся розе целомудренный аромат бутона?»
Да, она ревновала к своей юной подруге. Привыкшая оспаривать у всякой женщины любую, даже совсем незавидную победу, она не могла примириться с мыслью о поражении.

Бросив еще один быстрый взгляд в зеркало, она медленно опустилась в маленькое кресло перед камином, спиной к входной двери.
Он вошел, портьера прошелестела, опустившись за ним. Она сделала вид, что не слышала, как он вошел, и повернула голову только тогда, когда он поздоровался с ней глухим голосом.
— А, это вы! — сказала она и улыбнулась.
Он прошел мимо нее к окну и прислонился спиной к оконной раме. Тихо и насмешливо пел огонь в камине, и безжалостная насмешка змеилась на губах оскорбленной женщины, — и все это и смущало и в то же время опьяняло его. Смущение это было совсем не похоже на то, которое он испытал в саду рядом с юной девушкой, и опьянение, охватившее его теперь, еще усиливалось от окружавшей его обстановки.

Пламя камина эффектными переливами играет на золоте ее белокурых волос, на шлейфе ее серого шелкового платья, на ярко-красном бархате ее меховой кофточки, опушенной соболем, из широких рукавов которой просвечивают сквозь белые кружева прелестные руки, а серебристый сумеречный лунный свет стелется над нею загадочной дымкой.
Она продолжает улыбаться.
— Что с вами? Вы боитесь меня? — шутливо спрашивает она.
Что-то действительно похожее на страх удерживает его у окна и сковывает его язык.
— Подойдите поближе, — продолжает она. — Расскажите и мне то, в чем вы сознались крошке. Я ведь знаю, что вы любите друг друга, как двое детей, затевающих вместе проказы и шалости!
Он все еще молчал — перед ней он и вправду чувствовал себя ребенком.
Маленькая наколка из ярко-красных лент придавала ей что-то материнское, и обращалась она с ним, как с мальчиком, заслужившим наказание.
Да, она имела над ним превосходство во всех отношениях, — и именно это придавало ей неотразимую прелесть.

— В вашем возрасте невозможно обойтись без идола, — продолжала она, — в крайнем случае, влюбляются в героиню прочитанного романа.
Когда она говорила, он всегда чувствовал, что его опутывает странная магическая сила. Ее красивый, слегка глуховатый голос как будто ласкал его душу. Она отлично видела, как он все больше и больше подпадал под власть того обаяния, которое она умела излучать, — и рассчитывала каждое слово, каждое движение, как в шахматной игре.
Тщетно пытался он противостоять ей — она продолжала поступать с ним, как прежде — с мухой. Он чувствовал, как она овладевала им, и если противился, то лишь потому, что хотел подольше чувствовать ее власть, — эти удары колючими ветвями роз.
Вдруг она встала и принялась шагать взад и вперед по мягким коврам. Шелест ее шелковых юбок, позвякивание золотых монет на ее шее, колыхание темного меха вокруг полного сильного тела, — все это действовало на него как пытка, вымогающая признание, а больше всего — движение шлейфа, нетерпеливо ударяющегося о пол, словно рыбий хвост ундины.
Наконец она остановилась перед ним и принялась возиться с его галстуком — а он весь передернулся от прикосновения ее руки, как от прикосновения ножа.
Теперь она больше не сомневалась, что он в ее власти.
Неслышно опустилась она снова в свое кресло и подозвала его к себе, чтобы поднять у него со лба прядь волос. Это было слишком, дольше он не в силах был владеть собой. Он схватил ее руку и поцеловал.
Она покачала головой, на губах ее снова заиграла злая улыбка, а в сверкающих глазах промелькнуло кровожадное выражение. Закутанная в дорогие темные меха, окруженная острым запахом хищного зверя, сама она походила на большую красавицу-кошку, на отдыхающую тигрицу, спрятавшую свои когти.
Он готов был воскликнуть: «О, как ты безжалостна в своей красоте!»
Овладев собой еще раз, он пробормотал с вымученной улыбкой:
— Вы жестоки.
Она посмотрела на него взглядом глубоким и радостным, как небо душной летней ночи, и затем слегка хлопнула его рукой.
Это был электрический ток, бросивший к ее ногам трепетную жертву. Она громко засмеялась, блеснув своими крупными белыми зубами — зубами настоящего хищного зверя, — а он, стоя на коленях, припал горячими губами к ее маленькой, погруженной в медвежью шкуру ножке.
Она тотчас же шутливо поставила другую ногу ему на затылок — и ее легкое давление было для него лаской, несравненно более интимной и сладкой, чем взгляд, чем ласковое слово, чем даже поцелуй.
Через мгновение она насильно подняла вверх его невинную детскую голову и тихим шепотом, как змея в раю, спросила, любит ли он ее.
Он кивнул головой.
— Я хочу, чтобы вы любили меня… — прошептала она, и греховные губы ее искали и… встретили его губы.
— Я хочу быть вашим рабом, — пролепетал он, когда ее руки снова освободили его, — только рабом, не больше! — И в счастливом, восторженном упоении он не отрывал взгляд от ее лица.
— Этого и говорить не нужно, — усмехалась она. — В вашем возрасте не знают любви и не требуют ответной любви, а жаждут только боготворить, покоряться, служить, даже страдать! Не правда ли?!
Он посмотрел ей в глаза и безмолвно опустил голову»…

Итак – мальчик проиграл. Но он ведь хотел проигрыша? Это ведь так сладко: после страдания и унижения получить подарок – приблизиться, вдыхать запах, поцеловать руку, а может и губы?
Не напоминает ли вам эта схема христианство и другие религии? Страдание на Земле и счастье на небесах?
Не потому ли Фромм назвал религию одной из форм мазохизма?

Если говорить о прозе Захер-Мазоха, то главная, программная вещь о мазохизме, это рассказ «Женщина в мехах». Не буду уже утомлять цитированием автора, скажу только, что в рассказе есть все внешние признаки мазохизма: и унижение, и плети, и абсолютная зависимость. И при этом – красивая литература. Когда читал этот рассказ, то ощущал в себе чувство отторжения. Хотел такого результата автор, или неумышленно создал то, что в такой форме мазохизм неприемлем читателю, не знаю.

Но, возвращаясь к Юнгу, отмечу, что, говоря о женском и мужском начале в каждом он скорее всего прав. Но если упоминается слово «НАЧАЛО», то значит, что действительно было начало. Сотни миллионов лет назад. Может тогда, когда простейшие живые существа разделились на два организма, оставаясь при этом отражением друг друга и являясь одним целым? Целым Природы с ее генетической установкой на продолжение жизни? И с того момента, когда эта молекула, амеба или что-то похожее, разделилась на две части, эти две половинки с фатальной силой тянутся к друг другу в неосознанном порыве, который человек называет Любовью, они пытаются слиться, найти в себе ее половину, а она стремится найти в нем свою половину, и этот процесс вечный, никогда не дано мужскому и женскому началу соединиться, никогда, они так и будут блуждать в мире в поиске ЕЕ-ЕГО, а значит - СЕБЯ. Природа, вечная Природа побеждает.
Мазохизм может быть психический и физический. Фромм кажется высказался, что мазохистские действия подстегивают мужскую эрекцию.
Так может быть начало было и тогда, когда эти сотни миллионов лет назад мужчина-самец был ленивый и бездеятельный, и самки гонялись за ним по лесам, хлестая палкой, ремнем и другими предметами, самец наконец-то приходил в состояние ярости от боли и бросался на самку, удовлетворяя ее сексуально, а это и была цель этой самки, а значит и цель Природы?
Так стоит ли примитивно относиться к мазохизму, ведь легенда об амазонках тоже имеет свою психологическую подоплеку?

Поэтому Захер-Мазох – это не простой писатель, в его произведениях есть и философия, и тонкое отражение психологии мужчин и женщин.

Я читал разный материал на эту и близкие темы. Вовремя под руку попался Шопенгауэр, купленный уже в Вильнюсе. Известнейший философ 19-го века. Пока прочитал его небольшую работу «О женщинах». И мне показалось, что эта его работа отражает как раз меняющуюся мужскую и женскую психологию, но не содержанием работы, а взглядом Шопенгауэра на женщину. Пожалуй – это взгляд феодала, о женщине говорится унизительно и с пренебрежением, хотя некоторые заслуги и превосходство женщин Шопенгауэр все же признает.
Я процитирую Шопенгауэра, если у вас не будет желания его читать, можете пропустить. В текст этих заметок я вставлю еще Фромма.

Итак, «О женщинах» Артур Шопенгауэр:

«Начало Человеческой жизни возникает на груди женщины.
Уже самый вид женской фигуры показывает, что она не предназначена для слишком большого труда ни духовного, ни телесного.
…они сами ребячливы, вздорны и близоруки, одним словом, всю жизнь представляют из себя больших детей: род промежуточной ступени между ребенком и мужчиной, который и есть собственно человек.
 Поэтому природа снабдила женщину, равно как и всякое другое существо её пола, оружием и орудиями, которые ей необходимы для обеспечения её существования, и на то время, когда они ей необходимы, причём она поступила с своею обычной бережливостью.
Чем благороднее и совершеннее какая-нибудь вещь, тем позднее и медленнее достигает она своей зрелости. Мужчина приобретает зрелости рассудка и духовных сил едва ли раньше двадцати восьми лет; женщина — с восемнадцатым годом. Но зато такой уж и рассудок: вполне скудно отмеренный.
Отнюдь не следует пренебрегать обычаем древних германцев — в затруднительных обстоятельствах призывать на совещание также и женщин, ибо способ воспринятия ими вещей совершенно отличен от нашего, особенно тем, что он имеет свойство подмечать кратчайший путь к цели и вообще всё близлежащее, что мы, смотря вдаль, большею частью упускаем из виду именно потому, что оно лежит у нас под носом и к чему нас нужно возвратить для усвоения ближайшего и простого взгляда. Поэтому самому женщины решительно трезвее нас, видя в вещах только то, что в них действительно заключается, тогда как мы, если взволнованы наши страсти, легко преувеличиваем существующее и прибавляем воображаемое.
… коренным недостатком женского характера является несправедливость
. Она проистекает ближайшим образом от указанного выше недостатка в разумности и сообразительности, но к тому же поддерживается ещё тем обстоятельством, что они как слабейшие существа одарены от природы не силою, а хитростью: отсюда их инстинктивное лукавство и непреодолимая наклонность ко лжи. Ибо природа, снабдив льва когтями и зубами, слона — бивнями, вепря — клыками, быка — рогами, каракатицу (сепию) — мутящим воду веществом, одарила женщину для самозащиты и обороны искусством притворства и всю свою мощь, выразившуюся в мужчине в телесной силе и разуме, передала женщине в форме этого дара. Поэтому притворство в ней есть врожденное качество и свойственно почти в той же мере как умной, так и глупой женщине. По этой причине пользоваться этим качеством при всяком случае для неё так же естественно, как вышеупомянутым животным употреблять при нападении данное им оружие, причём она чувствует себя некоторым образом пользующеюся своим правом.
К заботам о распространении человеческого рода, чтобы он не вырождался, призваны природою молодые, здоровые и красивые мужчины. В этом заключается твёрдая воля природы, выражением которой служат страсти женщины. Этот закон по силе и древности предшествует всякому другому.
…. женщины не имеют ни восприимчивости, ни истинной склонности ни к музыке, ни к поэзии, ни к образовательным искусствам; и если они предаются им и носятся с ними, то это не более как простое обезьянство для целей кокетства и желания нравиться.
…. Они во всех отношениях ниже стоящий второй пол, слабость которого следует поэтому щадить, но воздавать которому почтение, благоговение смешно выше всякой меры и роняет нас в их собственных глазах.
…они порою напоминают священных обезьян Бенареса, которые в сознании своей святости и неприкосновенности позволяют себе всё и вся.
Первоначальная материнская любовь, как у животных, так и у человека, есть чисто инстинктивная и прекращается поэтому одновременно с физической беспомощностью детей.
Что женщина по своей натуре обречена на повиновение, видно уже из того обстоятельства, что всякая из них, попав в несвойственное ей, противоестественное положение полнейшей независимости, тотчас же примыкает к какому-нибудь мужчине, которому она и предоставляет руководить и господствовать над собою, потому что ей нужен господин. Если она молода — им будет любовник, стара — духовник.
Они созданы для того, чтобы входить в сношения с нашими слабостями, с нашим сумасбродством, но не с нашим разумом. Между ними и мужчинами существует влечение тел, лишь очень редко — влечение умов, души, характеров»

У женщины есть душа? – кажется это тоже вопрос Шопенгауэра.

А теперь есть основание вспомнить Эриха Фромма. Его блестящая работа о мазохизме «Бегство от Свободы». Мои попытки пересказать Фромма будут скорее всего не очень удачными, поэтому предлагаю просто почитать фразы этого великого философа 20-го века  о мазохизме:
         «»»….мы займемся таким механизмом бегства от свободы, который состоит в тенденции отказаться от независимости своей личности, слить свое «я» с кем-нибудь или с чем-нибудь внешним, чтобы таким образом обрести силу, недостающую самому индивиду. Другими словами, индивид ищет новые, «вторичные» узы взамен утраченных первичных.
           Отчетливые формы этого механизма можно найти в стремлениях к подчинению и к господству или – если использовать другую формулировку – в мазохистских и садистских тенденциях, существующих в той или иной степени и у невротиков, и у здоровых людей. Сначала мы опишем эти тенденции, а затем покажем, что и та и другая представляют собой бегство от невыносимого одиночества.
            Наиболее частые формы проявления мазохистских тенденций – это чувства собственной неполноценности, беспомощности, ничтожности.
             Мазохистские тенденции часто ощущаются как чисто патологические и бессмысленные; но чаще они рационализируются, и тогда мазохистская зависимость выступает под маской любви или верности, комплекс неполноценности выдается за осознание подлинных недостатков, а страдания оправдываются их неумолимой неизбежностью в неизменимых обстоятельствах.
           Во многих тысячах браков – и других личных взаимоотношений – этот цикл повторяется снова и снова, и заколдованный круг не рвется никогда.
           Он может думать, что хочет властвовать над ними потому, что очень их любит. На самом деле он «любит» их потому, что они в его власти.
           …люди вполне сознательно хотят страдать – тем или иным образом, – и наслаждаются своим страданием.
           Фрейд назвал моральным мазохизмом: стремлений не к физическому, а к душевному страданию. Он подчеркивал также тот факт, что мазохистские и садистские тенденции всегда встречаются вместе, несмотря на их кажущуюся противоположность.
           И мазохистские, и садистские стремления помогают индивиду избавиться от невыносимого чувства одиночества и бессилия. … эти люди преисполнены страхом одиночества и чувством собственной ничтожности.
          Индивид оказывается «свободным» в негативном смысле, то есть одиноким и стоящим перед лицом чуждого и враждебного мира.
         Все разнообразные формы мазохистских стремлений направлены к одному: избавиться от собственной личности, потерять себя; иными словами, избавиться от бремени свободы.
         Анализ мазохистского извращения неопровержимо доказывает, что страдание может быть притягательным. Однако в этом извращении, как и в моральном мазохизме, страдание не является действительной целью; в обоих случаях это лишь средство, а цель состоит в том, чтобы забыть свое «я». Основное различие между мааохистским извращением и моральным мазохизмом состоит в том, что при извращении стремление отказаться от себя проявляется через тело и связывается с половым чувством. При моральном мазохизме это стремление овладевает человеком целиком, так что может разрушить все цели, к которым его «я» сознательно стремится. Уничтожение собственного «я» и попытка за счет этого преодолеть невыносимое чувство бессилия – это только одна сторона мазохистских наклонностей. Другая – это попытка превратиться в часть большего и сильнейшего целого, попытка раствориться во внешней силе и стать ее частицей.
…приобретается защита от мучительного сомнения. Мазохист избавлен от принятия решений.
           Мазохистские узы – это средство спасения. ….общая цель садизма и мазохизма - симбиоз. Симбиоз в психологическом смысле слова – это союз некоторой личности с другой личностью (или иной внешней силой), в котором каждая сторона теряет целостность своего «я», так что обе они становятся в полную зависимость друг от друга. Садист так же сильно нуждается в своем объекте, как мазохист – в своем. В обоих случаях собственное «я» исчезает.
            Очень часто – и не только в обыденном словоупотреблении – садомазохизм смешивают с любовью. Особенно часто за проявления любви принимаются мазохистские явления. Полное самоотречение ради другого человека, отказ в его пользу от собственных прав и запросов – все это преподносится как образец «великой любви»; считается, что для любви нет лучшего доказательства, чем жертва и готовность отказаться от себя ради любимого человека.
                Мазохизм и любовь противоположны друг другу. Любовь основана на равенстве и свободе.
             Шляйермахер определил религиозное чувство как чувство абсолютной зависимости. Это определение подходит ко всякому мазохистскому чувству, но в религиозном чувстве зависимости особую роль играет грех. Концепция первородного греха, тяготеющего над всеми следующими поколениями, очень характерна для авторитарного мышления. Моральное падение, как и всякое другое падение человека, становится судьбой, от которой не спастись. Однажды согрешив, человек навечно прикован к своему греху железной цепью.
             Если «волшебный помощник» персонифицирован в живом человеке, то рано или поздно наступает разочарование в нем, поскольку этот человек не оправдал возлагавшихся на него надежд. Надежды были Иллюзорны с самого начала, потому разочарование неизбежно: ни один реальный человек не может оправдать сказочных ожиданий. Это разочарование накладывается на возмущение, вытекающее из порабощенности, и ведет к новым конфликтам»»»»….

             Возхможно, что кого-то эти заметки подтолкнут к чтению Леопольда фон Захер-Мазоха. Возможно – помогут под иным углом взглянуть на жизнь. Возможно – покажутся неким бредом дилетанта. В любом случае думаю, что польза есть.
            
          Успеха в чтении талантливой литературы.