Я рос на Рыночном...

               
                1

Я рос на «Рыночном», в районе «Жилплощадки»,
Где к милосердию взывала нищета,
Солдат-калека на потрёпанной трёхрядке
За грош рвал души, уповая на Христа.

Будил дворы там трубным голосом точильщик,
Волшебным ящиком шарманщик удивлял,
И свой был в доме и белильщик, и лудильщик,
Сапожник он же – подшивал, тачал, паял.

Авторитетный у соседей дядя Ваня,
В очках на проволочке, пахший табаком,
Играл забытые романсы на баяне,
И пел душевным, дребезжащим тенорком.

И загорались исстрадавшиеся очи
У, потерявших всё и вновь оживших, мам,
Покуда конная милиция, средь ночи,
Не предлагала «разбежаться» по домам.

                2

Я рос на «Рыночном», когда гудок фабричный
Утрами нудно на работу зазывал,
Когда дружок мой, пятилетний, закадычный,
Тайком от матери из дома убежал.

Хотел устроиться, «как папка», на «Котельный».
С трамвая сняли. Упирался и вопил.
Отдали мамке, перепуганной смертельно,
Кормили яблоками. «Папка не лупил».

                3

Я рос на «Рыночном», когда друзей обретший,
Непонимаем стал дворовою братвой,
Давно затерянной во времени ушедшем,
Хватившей «сладкого» и «горького» с лихвой.
Простивший всех, я с теплотою вспоминаю
Картинки детства (память цепкая свежа),
Свой дом-громадину, где изредка бываю,
Семиподъездный аж, в четыре этажа.
Он возвышается средь беленьких домишек,
Под штукатуркою прогнивших до «нутра».
Бывало, толпами воинственных мальчишек
Мы «гнали» время через дни и вечера,
С лихими «белодомниками» в схватках.
Из той убогости явилась мне любовь,
Изящной поступью, затмившая загадкой,
Горда, божественна. И вздёргивалась бровь
Её, при взоре на трепещущее «нечто».
Спешило детство вдоль булыжных мостовых,
На память вечную желая всё обречь то,
В живых картинках, черно-белых и цветных,
Врываясь в юность по дощатым тротуарам,
Преображаясь и меняя цвет картин.
Сердца пылали романтическим пожаром,
Не прогоревшим, до редеющих седин.

                4

Шпиль на «Октябрьской» иглой втыкался в небо,
Крылатым флюгером махая свысока,
И «небоскрёб» у «Спартака», что древним не был,
Уже не скрёб, как раньше, небо. Облака
Цепляли лохмами «высоток» новых крыши.

Давно в преданье Роща Дунькина ушла,
С сосновым воздухом и с россыпями шишек,
С азартом лыжников, где юность обрела
Науки храм, с её беспечной «сковородкой»,
Где сочетались вольнодумье и мечты,
Прощанья, клятвы на века, с любовью кроткой,
Где разводило время радуги-мосты.

Театра драмы ещё не было в помине,
Дворец спортивный не соседствовал с горой
Водонапорной, на песке, как средь пустыни,
Объездчик где ругался, дядька злой.

А мы в песке горячем грели ноги,
Хворь изгоняя, с верой в тётушкин совет.
Уже асфальт в морщинах старческих. Дороги
Связали нитями «былой» и «новый свет».
Привычны «свежие» кварталы и фонтаны,
Растут и зреют поколенья тополей,
Как утро, яблоньки и росные тюльпаны,
Среди цветов, в роскошных скверах, вдоль аллей.

                5

Земли не край давно «Поток» и «Урожайный»,
Да и до «Южного» совсем рукой подать.
В дворе я старом редкий гость, но не случайный,
И чувств нахлынувших в словах не передать,
А только музыкой души, вводящей в трепет.
Сараи живы, им ещё под пятьдесят.
И листья жёлтые унылый ветер треплет,
И дорог детства бередящий сердце взгляд,
И голос матери, спешащей на работу,
И поцелуй, забытый ею впопыхах,
Когда вдруг плакалось от страшного чего-то,
Во мраке комнаты, где жил огромный страх.

Что было лакомее «хлебушка от зайки»?!
И было зайку от чего-то очень жаль,
Что отдал мамке для меня кусочек сайки,
Последний может. Ныла детская печаль.

Всё тот же «Рыночный», у новенького рынка,
Среди домишек, перегнивших до «нутра»,
На состраданье обречённая картинка,
В «бурлящем центре», как далёкое «вчера».

                02.09.09г.