Владимир Маяковский. Надоело. Рус. Бел

Не высидел дома.
Анненский, Тютчев, Фет.
Опять,
тоскою к людям ведомый,
иду
в кинематографы, в трактиры, в кафе.

За столиком.
Сияние.
Надежда сияет сердцу глупому.
А если за неделю
так изменился россиянин,
что щеки сожгу огнями губ ему.

Осторожно поднимаю глаза,
роюсь в пиджачной куче.
"Назад,
наз-зад,
назад!"
Страх орет из сердца.
Мечется по лицу, безнадежен и скучен.

Не слушаюсь.

Вижу,
вправо немножко,
неведомое ни на суше, ни в пучинах вод,
старательно работает над телячьей ножкой
загадочнейшее существо.

Глядишь и не знаешь: ест или не ест он.
Глядишь и не знаешь: дышит или не дышит он.
Два аршина безлицого розоватого теста!
хоть бы метка была в уголочке вышита.

Только колышутся спадающие на плечи
мягкие складки лоснящихся щек.
Сердце в исступлении,
рвет и мечет.
"Назад же!
Чего еще?"

Влево смотрю.
Рот разинул.
Обернулся к первому, и стало иначе:
для увидевшего вторую образину
первый -
воскресший Леонардо да Винчи.

Нет людей.
Понимаете
крик тысячедневных мук?
Душа не хочет немая идти,
а сказать кому?

Брошусь на землю,
камня корою
в кровь лицо изотру, слезами асфальт омывая.
Истомившимися по ласке губами
тысячью поцелуев покрою
умную морду трамвая.

В дом уйду.
Прилипну к обоям.
Где роза есть нежнее и чайнее?
Хочешь -
тебе
рябое
прочту "Простое как мычание"?

         Для истории

Когда все расселятся в раю и в аду,
земля итогами подведена будет -
помните:
в 1916 году
из Петрограда исчезли красивые люди.



Надакучыла

Не высядзеў дома.
Аненскі, Цютчэў, Фет.
Ізноў,
нудою да людзей накіраваны,
іду
ў кінематограф, у карчму, у кафэ.

За столікам.
Ззянне.
Надзея ззяе сэрцу дурному.
А калі за тыдзень
так змяніўся расіянін,
што шчокі спалю агнямі вуснаў яму.

Асцярожна паднімаю вочы,
рыюся ў піджачнай кучы.
"Назад,
наз-зад,
назад!"
Страх гарлапаніць з сэрца.
Кідаецца па твары, безнадзейны і сумны.

Не слухаюся.

Бачу,
направа трошкі,
невядомае ні на сушы, ні ў безданях вод,
старанна працуе над цялячай ножкай
найзагадкавая істота.

Глядзіш і не ведаеш: есць ці не есць ён.
Глядзіш і не ведаеш: дыхае ці не дыхае ён сыта.
Два аршына бястварага ружаватага цеста!
хоць бы пазнака была ў куточку вышыта.

Толькі калышуцца спадаючыя на плечы
мяккія зморшчыны льснялых шчок.
Сэрца ў ашалеласці,
ірве і кідае.
"Назад жа!
Чаго яшчэ?"

Налева гляджу.
Рот раззявіў.
Павярнуўся да першага, і стала інакш:
дзеля  ўбачыўшага другую морду
першы -
уваскрэслы Леанарда ды Вінчы, не інакш.

Няма людзей.
Разумееце
крык тысячадзённых пакут?
Душа не жадае нямая ісці,
а сказаць каму?

Кінуся на зямлю,
каменя карою
ў кроў твар сашморгаю, слёзамі асфальт абмывая.
Якія стаміліся па ласцы вуснамі
тысяччу пацалункаў пакрыю
разумную пысу трамвая.

У дом сыду.
Прыліпну да шпалер.
Дзе ружа ёсць далікатней і чайнее?
Жадаеш -
табе
рабое
прачытаю "Простае як мычанне"?

         Для гісторыі

Калі ўсё расселяцца ў раі і ў пекле, ці ў аду,
зямля вынікамі падведзена будзе -
памятаеце:
у 1916 году
з Петраграда зніклі прыгожыя людзі.


    Перевод на белорусский язык Максим Троянович