Не унижайте и не будете унижены

Видели ли вы, как идут в океане параллельными курсами два боевых корабля? Элегантные, как кавалергарды на первом балу Наташи Ростовой, в туманной морской дымке они могут показаться сказочными каравеллами из далекого-далекого прошлого, когда мир был более целомудрен и романтичен...

Но стоит повнимательнее присмотреться к ним в бинокль, и можно увидеть, что это -два изящных морских «хищника», сотканные из сверхпрочных металлических сплавов, ощетинившиеся антенными устройствами, торпедными аппаратами и бомбометами, артиллерийскими и ракетными установками, и готовыми к немедленному бою.

Рассекая форштевнями тугие морские волны, они прошли уже тысячи миль. Родное Баренцево море провожало их снежными зарядами и туманами, а Северный Ледовитый океан изрядно потрепал в штормах. Он испытывал корабли на прочность, то вознося на гребни волн и заставляя на секунды замирать на вершинах, делая их похожими на замерших на постаментах предшественников, имя которых они теперь носят; то низвергая в океанскую пучину и погружая в глубину по самые клотики, чтобы потом снова выбросить наверх, в надежде, что они дадут слабину. И, только убедившись в исполинской непреодолимой стойкости кораблей, океан оставлял их в покое.

А теперь уже жаркое тропическое солнце играет в бортовых иллюминаторах, стаи дельфинов сопровождают стальных красавцев, резвясь в их кильватерных струях, и Атлантический океан качает их ласково, как матери свои колыбели. Через несколько месяцев они завершат боевую службу и усталые возвратятся к родным берегам, и станут к своим причалам…

С ветераном ВМФ капитаном 1 ранга Сергеем Александровичем Акимовым мы дружим уже больше 45 лет, а познакомились с ним во время лагерного сбора, сразу после поступления на первый курс штурманского факультета Высшего военно-морского училища имени М.В. Фрунзе.

Сергей родился в семье военнослужащего и с детских лет воспитывался, как будущий воин, отцом – командиром воинской части, и дедом по матери – ветераном Великой Отечественной войны.

Его дед Сергей Родионович – человек удивительный! Вернувшись с фронта без одной руки,  он настолько вписался в послевоенную жизнь, что стал на голову выше и двуруких фронтовиков, и более молодых, не успевших повоевать, мужчин: прекрасно плотничал, косил траву, водил автомобиль, рыбачил, варил уху, жарил шашлыки, топил баню, обнимал женщин… Все одной рукой!

И еще это был гордый, знающий цену человеческому достоинству и обладающий большим чувством юмора, человек. В те годы ветеранам войны вместо жилья и других материальных благ регулярно давали юбилейные медали, - так дед делал из них блесну: на нее хорошо брала щука!

Сергей Акимов стал мне надежным, бескорыстным и искренним другом.
Коренной североморец, не подверженный загару и потому всегда белокожий, как вершины Эльбруса; с такой же белоснежной улыбкой, потому что неисправимый оптимист; от природы «ладно скроенный» и «ладно сшитый» чемпион училища по гиревому спорту в своей весовой категории; всегда спокойный и доброжелательный, со всеми тактичный и обходительный - о таких говорят, что мухи не обидит - он, если дело касалось проявлений явной несправедливости, затрагивало честь и достоинство, мгновенно «мутировал» в бесстрашного и сурового воина-викинга, с ледяным взглядом и леденящим душу голосом: излучая неведомую энергию и силу, Сергей становился похожим на неудержимого и бесстрашного индийского боевого слона (может, поэтому и прозвище у него было «Слон») …

Первая возможность проверить нашу дружбу на прочность представилась на втором курсе. Мы возвращались в свою казарму с очередного субботнего вечера танцев в училищном «Зале Революции», названном так оттого, что в нем дважды выступал В.И. Ленин, отпустив своих девушек в «свободное плавание» по причине нашего не увольнения, и на шесть секунд забежали в гальюн (туалет), находящийся в ведении «вражеского» противолодочного факультета. Туалет этот оказался «виповским»: посещать его могли только «гости» из числа старшекурсников.

Мы едва успели сделать свои маленькие дела и вымыть руки, как группа из шести курсантов-противолодочников на курс постарше нас перекрыла выход из «предбанника» в коридор. Вперед выступил их старшина, здоровый крепыш с ярко-рыжей шевелюрой на голове, усыпанный по всему лицу и рукам огненно-рыжими родинками, как плащ «маленького принца» Экзюпери – звездами.

 Он подошел к стоящему здесь же, огромному, сделанному из трубы большого диаметра, баку, доверху наполненному бытовыми отходами и источающему непередаваемый аромат курсантского общежития.
Всем своим видом выражая глубочайшую степень оскорбления от только что свершившегося в этой уютной и ухоженной уборной «для избранных» противоправного деяния, он грозно объявил, обращаясь к нам: «Сегодня эта параша – ваша!».

Мы с Сергеем мгновенно все поняли: нас хотят банально унизить и заставить отнести этот бак на хозяйственный двор! Переглянувшись, мы отступили на шаг и стали плечом к плечу…

К этому времени у меня уже был приличный опыт мальчишеских и мужских разборок, как туалетных, так и на открытых пространствах. Но всегда один на один. Свой первый урок я получил во втором классе. Конфликт случился с забиякой-первоклассником. Я тогда еще не мог ударить человека, и был вынужден удерживать противника за одежду, пока он бил меня по лицу. Избиение мне удалось прекратить, повалив обидчика на землю. Затем я позволил ему убежать с «поля боя».

(Здесь надо пояснить, что мои родители вкалывали на производстве и дома, с четырех утра до десяти вечера, и в детстве я воспитывался в основном бабушкой, причем в духе полнейшей, как бы сейчас сказали, толерантности. Она была вдовой солдата Великой Отечественной и добрейшей русской женщиной, а я – старшим из одиннадцати ее внуков, и всякий раз при моем появлении в ее поле зрения она светилась тихой и светлой радостью).

Сразу же после поступления в Суворовское военное училище у меня случилась разборка с однокурсником Василием Быковым. Он полностью оправдывал фамилию и в свои пятнадцать лет уже был половозрелым самцом, с  не большим еще сексуальным опытом и таким же интеллектом; с жестоким характером и объемными бицепсами перворазрядника по спортивной гимнастике (он и поступил в училище по спортивной квоте).

Что-то ему во мне не понравилось. Он пригласил меня в туалет и, ни слова не говоря, с разворота нанес мне удар в лицо, от которого у меня потемнело в глазах. Мне удалось свалить Василия на пол и прижать его лицо к холодному кафелю, но я все еще не мог ударить человека, тем более лежачего.  Подоспевшие кадеты разняли нас.

Самоутверждаясь, Вася будет затем регулярно, таким же коварным способом, выбивать зубы другим кадетам, но тогда мои – красивые, крупные и ровные, три года питавшиеся грудным молоком деревенской женщины, и еще более десяти лет – парным коровьим молоком, и почти не знавшие сладостей, – устояли.

У меня была сильно рассечена нижняя губа и рот мгновенно наполнился кровью, а до начала торжественного вручения суворовских ученических билетов оставалось около часа. Все это время я непрерывно полоскал рот холодной водой из-под крана и, кажется, мне удалось остановить кровотечение. Однако во время мероприятия рана вновь начала «мироточить», и мне приходилось периодически сглатывать образующуюся во рту кровавую пену.

Свое первое «Служу Советскому Союзу!» я произнес, почти не разжимая губ.

«Что с Вами, суворовец Василенко?», - участливо спросил меня начальник училища Герой Советского Союза генерал-майор Василий Николаевич Федотов, вручавший мне удостоверение.
«Упал, товарищ генерал!», - произнес я в ответ, улыбнувшись одними глазами.

На следующий день я записался в секцию бокса и примерно еще полгода ходил в синяках, кровоподтеках и ссадинах. А потом постепенно пришел опыт и понимание: противнику тоже страшно – преодолей свой страх первым; постарайся избежать драки, но если схватка неизбежна – бей первым!

И теперь я стоял и смотрел в глаза рыжему старшине, оценивая обстановку: скользкий кафельный пол, еще влажный от недавней уборки, острые углы и «соски» умывальника, железный бак с неровными краями, - в групповой драке жертвы были бы неизбежны. Я также понимал, что в этом замкнутом пространстве матерого Рыжего не взял бы даже один на один.

И тут через плотно прижатое плечо друга я почувствовал, что отважный викинг уже вселился в него, а в сердце зреют гроздья гнева...

И тогда неожиданно для всех участников инцидента я дерзко и звонко рассмеялся прямо в лицо Рыжему. И был мой смех сродни задорному клекоту сокола, атакующего стаю ворон и уже избравшего цель, понимающего неизбежность получения увечий, но уверенного в победе!

Рыжий отреагировал мгновенно: «Что скалишь свои боксерские зубы?».

…А двумя неделями ранее в турнире училища по боксу последовательно, легко и изящно, в первых же раундах, правым прямым в голову я усадил на «пятую» точку всех своих соперников в весовой категории до 73 кг, за что и снискал полные «респект» и «уважуху» у своих факультетских товарищей.

К этому времени мною были выполнены нормативы первого разряда по нескольким видам спорта, а по офицерскому и морскому многоборьям – кандидата в мастера. На шутливое прозвище «спортсмен с легким штурманским уклоном» я не обижался, но, думаю, что на выпуске многие удивились, когда вместе с лейтенантскими погонами и кортиком мне вручили диплом с «отличием». И только две «четверки» по техническим дисциплинам отделяли меня от золотой медали...

На боксерском турнире представитель противолодочного факультета по имени Александр был моим третьим по счету противником: красавец, атлетического сложения, с бугорками прокаченного пресса, чуть ниже меня ростом, но на кило тяжелее, с длинными руками и увесистыми кулаками, - он представлялся мне серьезным соперником.

Его предшественник на ринге – представитель гидрографического факультета и тоже мой ровесник, был выше меня на голову и очень подвижен: многие мои удары приходились вскользь, и потому только в конце второго раунда он досрочно покинул ринг с разукрашенным, как у воина племени майя в период ритуальных танцев, лицом. Наш общий с ним тренер Михаил Иванович - скупой на похвалы и с благородным мужским лицом, свидетельствующем о большом количестве пропущенных на ринге и в жизни ударов, мужчина - удовлетворенно прохрипел мне в ухо: «Ну, ты и зверь, парень! Молодец!».

Александр, конечно же, видел мой предыдущий бой, но такой реакции я от него не ожидал: он подошел ко мне во время разминки и, понизив голос до шепота, попросил… не бить его по лицу, так как вечером ему предстоит свидание с девушкой. И мне стало ясно, что красавец Саша спекся, а моя победа – дело техники.

Во время боя я изо всех сил пытался не огорчать его девушку и в первом раунде методично и не безуспешно бомбардировал мощный торс Сани, набирая очки и чувствуя, как накаляются страсти в зале.

Ему секундировал старшекурсник – крепкого телосложения, кряжистый парень с «бычьей» шеей, ярко-рыжими волосами и суровым, усыпанным огоньками рыжих веснушек лицом. Я тогда еще удивился: «Надо же, огненно-рыжий, как голубь из моего детства!?».

В моем куцем детстве была маленькая голубятня: несколько сизарей, их вожак – ярко-рыжий красавец, строивший их всех, тюкая без разбору по темечку; и его черно-белая голубка, перед которой он выделывал удивительные «па», весь не свой от возбуждения. Вот ее-то он ни разу даже крылом не тронул! Наверное, очень любил…

В начале второго раунда уже стоял сплошной рев болельщиков с одной и другой стороны, и на его фоне я неожиданно услышал женский – высокий и тонкий, но требовательный голос: «Василенко, бей по морде!». Это была Мария Ивановна, мастер спорта по лыжным гонкам и наш преподаватель физкультуры, единственная представительница прекрасного пола в спортивном зале и, как оказалось, моя болельщица. Видя, как мой соперник, защищая корпус, низко опускает руки, а я на это никак не реагирую, она решилась на эту «подсказку».

Если женщина просит… Несколькими точными ударами в область печени и солнечное сплетение я еще раз напомнил Сане, где он должен держать свои руки, и в следующее мгновение мощно ввинтил в середину его подбородка свою правую руку. Он отлетел к канатам, затем спружинил от них и красиво уселся на «мягкое» место в самом центре ринга.

Еще несколько секунд его расслабленное тело оставалось неподвижным, а весь он: поникший, сгорбленный, с широко раздвинутыми ногами, вдоль которых, как весла древней галеры, замерли руки в перчатках; с опущенной на грудь головой, напомнил мне заводную игрушку-щелкунчика, у которой только что закончился завод. Чуть позже  рыжий секундант с искаженным, как от острой зубной боли, лицом, растерянный и угрюмый, уводил с поля боя своего, не оправдавшего надежды, бойца. Лицо же Марии Ивановны сияло…

(Потом Александр еще неделю не мог жевать, но мог пить и целоваться, а на его лице после боя не осталось ни единой отметины. Думаю, что его девушка тоже осталась довольна. Представляя, как она кормит его в увольнении жидкой пищей с ложечки, я даже ему немного завидовал) …

И вот теперь мы стояли лицом к лицу с Рыжим в его «родовом» туалете и смотрели друг другу в глаза. И по его взгляду я понял, что он вспомнил тот бой, а в душу к нему вселился парализующий волю страх. Он первым отвел свой взгляд и сник. Его «свита» тоже «скукожилась» и напомнила мне семейку лопухов, застуканных мною на краю родительского огорода в жаркий летний полдень курсантских каникул. Я тогда взял из старого сарая острую, как лезвие бритвы, отцовскую косу и одним мощным взмахом справа срезал под корень всю их «компанию». И оставил ее наедине с палящим июльским солнцем…

Рыжий подал знак, и парни молча расступились, а мы с Сергеем тоже молча прошли сквозь притихший их строй с гордо поднятыми головами. Ребята остались стоять обескураженными, огорченными и задумчивыми, наедине со своими бытовыми отходами…

Не унижайте и не будете унижены!

Я не знаю, как сложились их судьбы. Думаю, что они стали настоящими офицерами. Мы с Сергеем вместе прошли свои огни и воды. У каждого по семь лет службы на атомных подводных лодках Северного флота и по одиннадцать боевых служб (автономок), непростые судьбы. В завершение своей военной карьеры Сергей возглавлял в нашей альма-матер штурманский факультет, принял участие в подготовке для флота нескольких тысяч военно-морских офицеров…

А во мне до сих пор живет мечта увидеть своих голубей, парящими высоко в небе. Бывая в Москве, я всегда посещаю птичий рынок, в котором есть уголок с говорящим названием «Голубиный рай», и долго любуюсь этими красивыми библейскими птицами.

Я жду, когда среди них появится он – огненно-рыжий голубь из моего детства…