О -Пропащем- Т. Бернхарда

«Пропащий» Т. Бернхарда – скорее, все-таки неудачное произведение, чем удачное, – как бы его ни хвалили, и сколько бы академических статей о нем ни написали.
Или все-таки удачное? Но тогда в чем?
Основная тема проста – есть гении, и есть талантливые ремесленники. Эту тему усложняет дополнительный мотив: талантливый ремесленник может распознать гения и «почувствовать разницу». Еще одно добавление: быть выдающимся ремесленником – тоже своего рода призвание, дар свыше. Бывают, однако, и непризванные виртуозы – они имеют способности к виртуозной игре, не имея при этом характера виртуоза. Вертхаймер («пропащий», или, попросту, неудачник, – английский перевод называется The Loser) выбирает музыку не по призванию, а протестуя против семейного диктата, против образа жизни родителей. В действительности, ему не хватает бесстрашия, самоуверенности виртуоза. Он неудачник – если не с рождения, то с детских лет. Он чувствует себя несчастным. И цепляется за свое несчастье. Ничего с этим не поделать. Встреча с Гульдом оказывается всего лишь триггером, запускающим скрытый в нем механизм саморазрушения.
Эту «арию» (тему) можно провести на нескольких десятках страниц, потому что главное здесь – не события, а рефлексия по поводу случившегося. Экспозиция действительно занимает немного места. Все дальнейшее (133 страницы в формате FB2 и 242 страницы в издании Suhrkamp) – лишь монотонные вариации на изложенную тему. Напоминающие смешивание в миксере коктейля из нескольких мыслей, без добавления приправ (событий). Есть и побочные темы, но они кажутся лишними, потому что ничего не добавляют к образу «неудачника».
Говорят, что роман сознательно построен в форме музыкальных вариаций. Но вариации "Пропащего" далеко не так разнообразны, как «Гольдберг-вариации». Возможно, это тоже сознательное решение автора. Возможно, задача всего этого длинного монотонного текста – произвести определенное впечатление на читателя, оставив за собой некоторое "послевкусие". Послевкусие это, если к нему прислушаться, состоит в отвращении к жизни, которую ведет большинство людей, жизни, не связанной с чем-то трансцендентым. Немногим – таким, как Гульд, – выпадает приобщиться к чему-то «нечеловеческому», «высшему», стать «легендой», этаким безличным кентавром «музыкой-стейнвеем». Но большинству достается другой удел.
То же самое противопоставление жизни осмысленной и бессмысленной, удавшейся и неудавшейся проводится и в «Тошноте» Сартра и тоже – на примере музыки. По сути, здесь больше романтизма, чем экзистенциализма.
Если считать, что цель «Пропащего» – не просто изложить какие-то мысли, описать (немногочисленные) события, а еще и создать «атмосферу» («климат абсурда», если вспомнить выражение Камю), то такая протяженность текста, вероятно, оправданна. Читатель, однако, должен – если он хочет получить удовольствие от книги – обладать чувствительностью гурмана, то есть распознавать послевкусие с той же отчетливостью, с какой Вертхаймер распознал гениальность Гульда. Иначе текст покажется невыносимо скучным.
Можно добавить, что чувствительность вкусовых рецепторов зависит от множества обстоятельств, и лучшие сомелье могут иногда морщиться от вина, которым восхищались три дня назад.