Серпантин

Осязаю рукой реальность,
Прикасаюсь впотьмах к тяжелой.
Громкость яркую как летальность
Укрощаю волной соленой,

Разоряю квадрат страницы,
Обрываю клочки по нотам...
В этом вечере схорониться,
Виноградном, морском, игорном?

Как бы ни было, здесь судачат,
Что приезжих удел наследный -
Быть под властью нагих рыбачек,
Продаются что как билеты.

Увенчают любого лаврой
Разгулялого здесь мужчину.
Встретят явственно, благоуханно,
Облекая в тугую овчину.

А на мне голубая рубашка,
Напоследок далась как соседу.
Поперхнулась лиловая чашка,
Обронив не мою сигарету.

Искушенною быть позорно,
А невинной уже не к спеху.
Как же женщиной быть укорно
И налоги платить за утеху.

Умереть бы для тела дурного
И родиться в мужском обличье.
Разорить на костюмы портного,
Независимым стать от привычек,

Не привязанным быть к любимым.
Говорить о себе без зазора,
Быть эмоцией не слепимым,
Уходить и бросать без сора.

Побегу на автобус спросонья,
Что поедет по серпантину.
В забытье облекают моря
Горы загнутую витрину.

Я поеду с экскурсией в город,
Но слабы на ненастья машины:
Не войдет в поворот автобус,
Увлекая в обрыв пассажиров.

Заливаются колющим криком,
Дрожью связанные пружинной.
Рай оставьте! Не шита лыком!
Я родиться хочу мужчиной!

Не стоните, спасенья клича.
Слух божественный не глушите.
Мы сейчас разобьемся. Тише!
Раз. Удар по бочине, шинам.

Два. Зальются глаза в мгновенье
Пестрокрылым смятеньем молекул.
По решенью должна провиденья
Возвратиться и быть человеком.

Осязаю рукой реальность.
Прикасаюсь впотьмах к тяжелой.
Громкость яркую как летальность
Укрощаю волной соленой.

Я оставил свою рубашку
Той, сочла что меня соседом,
Что держала с узорами чашку,
Утопив в ней мою сигарету.

На постели моей горластой
Меня жадно спасают от горя
Коньяком и телами. Не властны
Ни рыбачки, ничто другое.

Лишь одна обладает властью,
Но не знает сама об этом.
Я привязан к ней ипостасью
Всей, смиряясь с ее силуэтом.

Можно женщине мучать и плакать,
И эмоцией слыть без рамок.
Ну а мне остается падать:
По швам руки. Беззвучно и прямо.

Нагноится грудина от шрама.
Человечьего нашего рода
Одиночества зоркая драма
Не зависит, увы, от пола.