крах портвейна

внемлет казнь рассудка, осеменяя
зигзаги творения, заискивая пред
сиреневым молчанием одиночества.
что-то падает, мечется пред дверьми,
пред каловыми массами филантропии.

сыпется тварная природа бюджета,
и лето молодежи вбирает расы пигментов,
добрые шары плавают согласно зиготе
передела вершин, предприятий
рабочих сердец, привязанных к трущобам
возникновения.

кажется сталь родимая, жестокая в
ладонях, курящих плевральные жидкости.
крадется погибель в ландышах шумоподавляющих,
и сырость глагола открывает
старца молекулы, царедворца разверстого
сельского хозяйства, перламутра в хлебе
осквернения, в желтых губах вывески,
в селедочных дымках ропота синевы,
в кадках мощных лестниц,
оплодотворяющих кастрюли марионеток,
сказочные фингалы саморазложения.

состыкуется радиус радара с мирными
пулеметами краха портвейна.

соскучилась рвотная диафрагма,
и летчики отождествляют скотскую
рвань городов со створчатыми двигателями
мускуса.