1930-41

Тридцатые.

А все готовились к войне и каждый ждал себе победы.
И планы тайные игры, на шахматной доске вели уже большие гегемоны.
И каждый вел свою игру.
Германия ждала реванша.
Британия хотела вновь как встарь на всех горбах кататься.
Американский звездный флаг, победно реять над планетой.
А узкоглазый самурай на всем востоке петь куплеты.
Про императорскую власть.

И пешку в ход они пустили.
Собаку-пса они взрастили.
Неспешно зубы наточили, к Востоку пасть его была.
Его для этого растили.

И начали кормить злодея, наполнив миску до краев.
Круги финансового мира, барыги денежных услуг.
Их мир незримо умирал, их сущность кризис пожирал.
Жить приказала их система.
Война решала их проблему.
Убрать всех лишних игроков.
Союз им только лишь мешал, их мир привычный разрушал.
Альтернативу создавал.
И англичане постарались, ведя политику свою.
 С цепного пса намордник сняли, его отправив на войну.

Отдали Австрию на завтрак, чтоб шерсть лоснилась у него.
Натерли морду его златом, поддав вперед пинком его.
Подбросив кость Судеты сдали, одели в чешскую броню.
Как малолеток разыграли, служить заставили ему.

И пешка стала вдруг конем.
Огромным вороненной масти.
Дышащей дымом и огнем, свирепо на Восток смотрящей.
С него стянули поводок, бумаги вместе подписали.
На праздник чехов не позвали.
Баварским ‘’ Мюнхен’’ запивали.

И Чемберлен всем улыбаясь, бумагой радостно махал.
Чехословакию отдали и пес довольный заурчал.
Ведь мир для бабушки Европы теперь на много лет настал.
А то что венгр злой мадьяр, кусок словацкий отобрал,
И польский пес шакал Европы кусок Тешинский обгладал .
Так это все ведь ради мира, об этом Чемберлен сказал.

Амира ждал один Союз.
Давно хотевший докричаться.
Собрать в Европе общий круг и коллективно постараться.
Закрыть замок на общий ключ, чтоб третий Рейх не смог подняться.

Но коллективный договор, был Западу совсем не нужен.
Они хотели тихо жить, негласно парами дружить.
И под шумок к границам нашим Адольфа дружно протащить.
 
На наши гневные призывы, чтоб договор нам подписать.
Двоих прислали без мандата, что ручку не могли держать.
И Сталин дал команду Климу.
Кончаем ‘’Ваньку’’ мы валять.

А раньше страшное случилось.
Табаки радостно визжа, хотел с германцем прогуляться,
До стен великого Кремля.
Мечтал что даст ему хозяин, кусок украинской земли.
Он снова станет господином.
Как раньше в их былые дни.
Но Фюрер вел свою игру.
Не стал он к русским приближаться.
Он знал предатели в тылу.
И стал Табаки огрызаться.

Других завел себе друзей.
Под них он начал прогибаться.
Британский флаг ему милей.
Французский двор своим казаться.

Теперь в постели он у них, германца перестал бояться.
И думал дяди за него с цепной собакой будут драться.
И тявкал брызгая слюной.
Что русских к чехам не пропустит.
Москальский кованый сапог на  землю польскую не пустит.

И Сталин понял суть игры.
Куда ведут их песни-пляски.
И западные короли вдруг перестали петь романсы.
Когда увидели они, как Сталин в пыль растер их шансы.

Паршивый день для них настал.
Пакт с немцем Сталин подписал.
Отмашку Западу отправил.
Их планы рухнули, мечты.
Собаку в дом к ним привели.

И Польши черный день настал.
‘’Вайс’’ громко Фюрер прокричал.
И мощью танковой колонны Варшаву быстро в клещи взял.

Табаки нервно закричал, на помощь дядей он позвал.
Но дяди дали тихо сдохнуть, куря в сторонке не спеша.
Ведь шла же странная война.

И Польша быстро умерла, за три недели околела.
Страна под Фюрера легла, элита быстро улетела,
В Париж на вольные хлеба.

И русские свой сделав шаг, вошли на линию Керзона.
И Брест как прежде снова наш и Западная Украина.
Войска совместно развели и флаг над Брестом водрузили.
Войны угрозу отвели и пса на Запад развернули.

И он, сорвавшись с поводка, стал на хозяев огрызаться.
Еду с их рук брать перестал и в стойку боевую встал.
К прыжку на Запад он собрался.

Сороковые.

Но прежде зимняя война к парням горячим подошла.
Союз хотел, чтоб Ленинград стоял подальше от границы.
Чтоб город ночью мирно спал и гул снарядов был не слышен.
И флот Балтийский рядом с ним стоял бы под надежной крышей.

И чтоб границу углубить, с парнями стали говорить.
И финнов мы не обижали.
В два раза больше предлагали, карельской  девственной
Тайги.
Чтобы угрозу отвести.
Когда придет ее начало.
Войну на месяцы считали.
И мы иначе не могли.

Но финны странно повели.
Медведя русского дразнили.
Возможно были на крючке.
А может быть они забыли, кем раньше все по жизни были.
Кто за спиной у них стоял, британским флагом им махал.
Французский поцелуй им слал.
С Адольфом в долгую играл.
К границам нашим продвигал.

И день пришел, настал момент.
Для них Майнильский инцидент.
Взлетела красная ракета.
И ленинградские полки в леса их зимние вошли.
Уткнувшись в доты Маннергейма.
И взять их с ходу не могли.
Разведка наша подкачала.
Страна сто тысяч потеряла.
Два месяца потом стояла, копила силы и полки.
Сменив будёновки свои.

И Маннергейма мощь упала.
И белый флаг они внесли.
Когда судьба их ясной стала, свой приз на блюде принесли.
В два раза больше положили, чем мы просили до войны.

И Запад нервно закурил.
Союзу санкции включил.
Из лиги наций исключил.
И песню давнюю запел, в бессильной ярости своей.

А странная война все шла и пушки в небо не стреляли.
Друг другу комплименты слали.
В футбол по праздникам играли.
Финала ждали той игры.

Противоречья нарастали.
И в новых правилах игры, Адольфу будку принесли.
И дверь без скрипа отворили.
За общий стол не посадили.
Клеймо изгоя принесли,
В объятьях задушить хотели, но оглянуться не успели.
Как Фюрер к ним вломился в дом.

И дверь открыл своим ключом.
К датчанам в комнату вошел.
И лидер их король народный, за шесть часов с ним мир нашел.
Хозяин новый к ним зашел и флаг их словно тряпку с пола.
С размаху бросил на порог.

И он, не обтерев сапог как Один к викингам спустился.
Рогатых предков не смутился.
Их взор давно уже потух, он видел в их глазах испуг.
Лишь Нарвик тот сопротивлялся, британским флагом укрывался.
Но он уже не согревал и Фюрер флаг их разорвал.
Как приз французам показал.

А там ходил и чистил клюв, французский жареный петух.
В своем курятнике укрылся.
Стеной большой огородился.
С британцем песни он поет.
По стенке ходит, шпорой бьет.
Свой голос звонкий проверяет.
Лишь только яйца не несет.

А немец песен не поет, в другую он игру играет.
Циничный у него подход.
Герой всегда идет в обход.

И две нейтральные страны попали под топор войны.
Бельгийский и голландской дом был немцем быстро разорен.
Удар готовили они, ведь здесь не строили стены.
На Францию открытый путь.
Осталось силы подтянуть и стенку с тыла обойти.
В Париж с победою прийти.

И все французские полки с британским корпусом внутри.
Пошли на стрелку разбираться.
Былинной силушкой тягаться.
Как на турнире в старину, играть по честному в войну.

Как дети малые они забыли правила войны.
Война не просто кто сильней.
Чей крепче ч…. Рука верней.
Сплоченней , преданней народ.
Война – кто думает вперед.
Меняет тактику свою, покажет слабину врагу.
Сменив стратегию свою, ударом в пах решит войну.

Французов веру в Мажино, разбили как бутылки дно.
И словно мутная струя в просторы Франции втекла.
Коричневые клинья немцев, их как бумагу рассекла.
Загнав союзников в ловушку, где не покрышки нет ни дна.

Их участь в общем решена.
Осталось сбросить их в моря.
Но можно было храбро драться и вынуть зад свой из котла.
Но бритты воины от Бога, бросать союзников всегда.
Когда под ихними ногами горит и плавиться земля.

И закулисная игра в который раз им помогла.
И это чудо у Дюнкерка у них в историю вошла.
А Франция безвольно пала.
Париж без боя отдала.
И мир в Компьене подписала.
Какая странная игра, ведь раньше здесь победу ждала.

А мир Берлину был не нужен.
Теперь Европа под пятой.
И даже англичане-боги, вдруг потеряли свой покой.
И мир Версальский для Европы теперь в историю вошел.

И все, формальности остались.
Народам пыль в глаза пустить.
Вертеть британскою короной и львом Морским ее страшить.
Двуликим Янусом вертеться и в новых правилах игры.
На шахматной доске планеты, как приз Россию принести.
Приказ свой Фюрер подписал.
Отмашку на Восток он дал.
И в правилах большой игры, последний штрих они внесли.

Адольфа правая рука, сумев запутаться слегка.
Сыграл аккорд последний в пьесе.
К британцам тайно он слетал, подарок Гитлеру прислал.
Отмашку Барбароссе дал.

И все путь на Восток открыт.
Осталось русских покорить.
Лишь сербы сроки изменили.
Их дух как прежде не сломить.

И время’’ ЧЕ ‘’ уже известно, орда у западных границ.
В бинокль виден берег русский.
В туманной дымке он стоит.
И клинья танков ждут приказа.
Пехота ждет ракеты вверх.
А крылья фюрера Люфтваффе
, уже несут свой смертный грех.

Они хотели как в Европе, идти не ведая забот.
Компанию к зиме закончить.
В Москве свой встретить новый год.
И город Ленина разрушить и в море превратить Москву.
Забрать зерно чтоб перемерли, все те, кто пережил войну.

А все кто лишние, в Сибирь.
Оставить только ту прислугу, чтобы кормила их обслугу.
Когда сюда они придут.

Хотели господами стать, рабов кнутами погонять.
Чтоб русских в мире не осталось и мы забыли навсегда.
Кто мы такие и страна исчезла с карты навсегда.

А наши прежние вожди, наивно думали вначале.
Что их рабочий вместе с нами, восстанет против их господ.
Во имя будущих свобод.

А что свобода, это право, хотеть жилье, но быть бомжем.
Свобода шарить по карманам и говорить что т ы герой.
Свобода думать или верить.
Свобода по теченью плыть.
Не принять веру капитала, весь ход истории сменить.
Но все осталось как и прежде.
Хотели господами быть.

И сила их была ужасна.
Весь Третий Рейх Евросоюз.
Все наши будущие братья, войной скрепили свой союз.
На Юге турки нож точили, готовил самурай мечи.
Медведя шкуру все делили, но даже в ней водились вши.

Они одна из тех причин, что войско наше отступало.
Что в тот последний выходной, в своих казармах мирно спало.
Что с танков слили керосин, что самолеты не взлетали.
И на земле нашли покой.
Что клинья немцев фронт прорвали и Минск упал на день шестой.

И на Москву открытый путь.
Звезда блицкрига им сияет.
Лавина их идет вперед и боги путь им освещают.

Но кто-же в этом виноват, что войско наше отступало.
Неся потери и в котлах, дровами в топках выгорало.
Быть может ставка или вождь, а может не хотели драться.
А может Гитлер виноват, в союзе с нашим разгильдяйством.

Германия была сильней, уже два года воевала.
Не знала горечь неудач и вся Европа раком встала.
Наивно было ждать побед, в лихих атаках умирая.
Где нет резервов  за спиной, и танки тыл наш рассекают.

И ставка знала , что война не будет радостной прогулкой.
Что враг силен, как никогда.
Сдадим мы наши города, Урал с Сибирью нам помогут.
Везя промышленность сюда.
Где сваи вбитые стояли, в земле лежали кабеля.
Победу здесь свою ковали, погибель вермахту неся.

Но, а пока осталось ждать.
Терпеть и зубы крепко сжать.
Но тормозить их отвлекать.
Победный шаг их замедлять.
В котлах без шансов умирать, ломать их сроки наступленья.

И Юго-Запад не сдавался и наш Смоленск геройски дрался.
Но умер он и был разбит и вновь путь на Москву открыт.
Но с юга фланг у них открыт, как хищник за спиной сидит.
И страха веет холодок, их путь до Киева ведет.
И здесь звезда удачи светит.
Иван повержен и разбит, а на дворе зима стоит.

Зима в России как пожар, как бедствие, как наводненье.
Од ним она как смерти дар, другим небесное спасенье.
И вроде Бог на всех один, и благодать его в упряжке.
На русских смотрит он в лицо.
У немцев он блестит на пряжке.

И время, разговор его.
И блеска золота дороже.
Для немцев время ураган, для русских русская дорога.
Казалась вот она Москва, видна желанная победа.
Но лютый холод, ветер злой, как сон дурной им смерть навеял.

Казалось русских больше нет.
Они мертвы.
Нельзя так обреченно драться.
Куда им с вермахтом тягаться.
Ведь всю Европу мы прошли, но а в душе уже мертвы.
Измотаны обречены и наш сапог достиг Москвы.
Вдали ее неясный профиль.
Но не несут от ней ключи.
Лишь саван погребальной ночи, в полях таинственной Руси.

А утром русские полки, парадом по Москве прошли.
И нам не солоно- хлебавши пришлось на Запад отползти.
И ариев  звезда блицкрига, погасла в сумрачной ночи.
Их планы рухнули, мечты.
Другая стала суть войны.
Незримый холод пораженья, уже забрался в их умы.               

Но ведь они непобедимы, потомки ариев они.
И в библии вождей нацизма, над миром ставлены они.
Майн кампф и речи Розенберга, вот сущность Шилерской души.
Там их незримое признанье, Адольфа миропониманье.
Россия миссия его, его заветное желанье.
Ведь правят там большевики.
Они еврейские вожди.
Ядро германства истребили, ту кровь что раньше здесь пустили.
Под корень начисто свели.

Теперь здесь варваров сыны.
Их азиатский дух бунтует, с монгольской кровью протестует.
Они уже обречены.
И иудейские вожди, падут под натиском свободы.
Германской чистокровной крови.
И править Русью будим мы.
Потомки древнего сословья, богов что жили на земле.

Ведь русские почти не люди.
Плохая кровь их всех погубит.
Не видя выхода внутри.
В ней азиатский дух снаружи и рабской сущностью внутри.
Стала враждебная природе, как грязь на берегу реки.

Их кровь – преграда их развитью, его извечная борьба.
Иль нужно им переродиться, или исчезнуть навсегда.
Ведь сущность их неполноценна.
В душе их коммунизм всегда.
А наша миссия священна, план ‘’ОСТ’’ для русских навсегда.