О котах

У меня есть кот.

Он угольно-чёрный, с тремя белыми шерстинками на горле и пятью – на пузе, расположенными кучно и оттого – заметными невооружённым взглядом.

Зовут его Мусик, так как, когда мы его, махонького, как клоп, отчаянно пищащего в ужасе от внезапно открывшегося ему огромного мира, его шумов и опасностей, нашли на улице, то решили, что он – кошка и дали ему соответствующее имя – Муся.
Шли дни, к имени мы привыкли, а кошечка оказалась котом. Нам показалось, что единственный выход из этой неудобной ситуации, который позволил бы обеим сторонам сохранить достоинство – просто сменить женское окончание имени на мужское.
Имени, прошу заметить! Не клички!

Мусик очень любит сидеть у меня на ручках. Рыпку* тоже любит, но не так сильно, как ручки. Сильнее, чем ручки, он любит только кошачий корм в пакетиках – кусочки псевдомяса, обзываемого, в зависимости от цвета и запаха, то рыбой, то кроликом, то индейкой, то рагу в желе или соусе.

Но как бы Мусик не любил сидеть у меня на ручках – он никогда на ручки не просится. Он может прийти, потереться, как бы невзначай, о мою ногу, может даже лизнуть её или руку, но после отвернётся и будет делать вид, что это всё было случайно, и он тут не при чём, и на ручки он не просится. Если ему не везёт с этой попытки, я “не понимаю” его намёков и на ручки, столь желанные и необходимые ему в этот момент, не беру, то он забирается на кровать рядом с моим креслом у компа и сидит, вперив в меня немигающий взор. Причём, проверено – сидеть так он может ооочень долго. Как и не мигать.

Когда же, наконец, это непонятливое существо, то бишь – я, “сообразит” взять бедного, несчастного, одинокого и всеми покинутого котика на ручки – Мусик милостиво “позволяет” мне это сделать, притворяясь, будто ему не особо-то и хотелось, но чего только не сделаешь ради человека, который заведует кошачьим кормом.

На ручках Мусик сидеть может часами. Он очень любит, когда его гладят по горлышку, от подбородка и ниже, вдоль шерсти, или легонько почёсывают в обратном направлении. Мурчит, прикрывает глазки, всячески демонстрируя своё удовольствие. Может уснуть и проспать в неудобном, на взгляд глупых человеков, положении ещё несколько часов.

Но горе мне, если я вздумаю в этот момент пошевелиться! Взгляд, полный укоризны, боли и вселенской тоски тут же блеснёт из-под распахнутых в недоумении от такой наглости век.
Хуже этого может быть только попытка прикоснуться к клавиатуре или мышке.
Тут терпение святого Мусика, снизошедшего до того, чтобы подарить своей фанатке толику своей благодати, лопается безвозвратно и он уходит.
Но просто так уйти – это ниже его достоинства!

Он будет ворчать, обижаться, отворачиваться и дуться бесконечно. Вид у него, при этом, будет несчастный донельзя. Всем существом своим он будет безмолвно кричать о человеческой неблагодарности, жестокости и неспособности оценить великую жертву, которую он принёс, одарив своим вниманием и теплом эти руки, которые предали, изменили, покинули его в ответ…

Спасти положение сможет только очередная пачка того-самого-корма.

Когда же Мусик не в настроении сидеть на ручках, не хочет пить, играть, портить газеты, отбирать у меня любимую подушечку, царапаться и кусаться, а, главное (о, чудо!), – есть, он вынашивает планы по завоеванию территории.

Уже который год он пытается стать альфой этой квартиры.
Для этого стабильно, раз в два-три месяца, он предпринимает попытки покушения на меня и членов моей семьи.
Старается он изо всех сил: в ход идет всё вооружение – от огромных вампирских клыков, не помещающихся в пасти и смешно торчащих из-под верхней губы даже тогда, когда Мусик мил и доброжелателен, до не менее внушительных когтей, острых и безжалостно рвущих всё, до чего дотянутся: и одежду, и мебель, и руки-ноги хозяев с одинаковой лёгкостью.

После чего, получив полотенцем под зад, удирает под кровать и сидит там пару часов, пережидая, пока улягутся страсти и желание его убить. Дождавшись благоприятного момента, эта бестия выбирается из-под кровати и…
Вы думаете, вид у него виноватый?
Отнюдь!

Он будет ворчать, обижаться, отворачиваться и дуться бесконечно. Вид у него, при этом, будет несчастный донельзя. Всем существом своим он будет безмолвно кричать о человеческой неблагодарности, жестокости и неспособности оценить великую жертву, которую он принёс, одарив своим вниманием и теплом этих человеков, которые расстроили, оскорбили, предали, нанеся ему кровоточащую рану в самое сердце своим унизительным шлепком по столь мягкой, доверчивой и пушистой пятой точке.

Спасти положение сможет только очередная пачка того-самого-корма.

*Спасибо несравненному Ли Вонг Яну за это и многие другие словечки, пополнившие мой словарный запас после ознакомления с его творчеством.
http://www.wtr.ru/aphorism/li_vong.htm