И задевало за живое...

Всё нервно, безнадёжно, напряжённо
хоть было же прогулкою простою
по берегу Балтийского канала.
Снег первый, словно прокажённый,
в воде с её осенней чернотою
бесследно исчезал. Не принимала

снег тёплая пока ещё земля,
и он, безропотен  и кроток,
(когда действительно болит)
всё падал… На воде ни корабля,
ни баржи, ни рыбацких лодок,
ни даже маяка вдали.

И мокро, всё настолько мокро…
Туман к ночи усилился… Лихое
чаек содружество местами
кричало так, ложился крик на окрик,
И ни клочка кругом, чтоб на сухое
мог сесть хоть кто-нибудь из стаи.

И изначально торопливый шаг
мой  постепенно делался длинней
и медленней, не ровен час – взлетишь
в туман, а пристань грянет в полумрак,
со всем, что было много лет на ней,
включая черепицу мокрых крыш…

Всё это было дьявольскою смесью,
и как-то задевало за живое,
и делало меня не виноватым
конечно, но поскольку здесь я,
знать повод был оставить нажитое,
и том стихов на тумбе прикроватной.

И поздно, возвращаться поздно
к дивану, Бродскому и чаю,
и я бродил снедаемый виною:
гипотетически оставленные гнёзда…
Ведь столько бестолковых чаек
предпочитают воевать с волною…