панегирик

От глажки воздух горек и горяч,
а вещи стопкой тёплым хлебом пахнут.
И этот мир, куда его ни прячь,
на все четыре стороны распахнут.
А ходиков неспешное тук-тук -
сердечный стук домашних чаепитий.
От мелких брызг ругается утюг,
но после шепелявит - потерпите
мой плавный ход, мой бег, мой поворот
по белой глади выстиранной ткани.
Но если мир в расчеты не берёт
домашний шторм, случившийся в стакане,
то запах глажки, хлеба и стряпни -
те три кита - опора для планеты.
И кажется - лишь руку протяни,
коснёшься жизни. Только жизни нету
вне этих стен, вне стрелок на часах,
вне хода опускающихся гирек.
И нужно жить, пока не начался
колоколов библейский панегирик.
И птицы завопят на все лады,
обрушиваясь градом с колоколен,
и ляжет лёд, подобием слюды,
на этот мир, который тяжко болен
горячностью и горечью, ещё
часов непрекращающимся боем.
А бес и бог беседуют общо
про то, как одиноко им обоим.