Скульптура

Стихотворение написано в форме вольного стиха, где разделение на строфы в соответствии с рифмой присутствует не везде


Творенье (бывш. Скульптура)

                ~ Нам решать - перед нами враг или друг,
                именно в нем легче всего узнать себя. ~


…Между нами течет живая река деловито бегущих прохожих, на себя впопыхах непохожих. Он сидит, улыбаясь реке, я стою вдалеке. И смотрю на него сквозь нее неподвижно, говорю еле слышно:

«Кто ты, сокрытый толпой?
Я тебя видела где-то.
Позапрошлой зимой?
Или, может быть, летом?
Вы не знаете, кто он, простите?
ТорОпитесь? А, ну бегите…»

Лицо бородою заросшее, разбитая бровь, по щеке борозда – в ней застывшая кровь, замусолены временем волосы; пальто разметалось на полосы, надорванный в пройме рукав, не по росту надетые брюки; синие в ссадинах руки, неестественно выгнуты пальцы, башмаки истертые пылью – обувь скитальца.

- Вы не знаете, кто он?
- Бродяга! Вы что, сами не видите?
Идите вы мимо, этим вы его не обидите.
- Да, бродяга, вы правы, и делов-то всего.
Но откуда я знаю его?

Взгляд знакомый такой: ясный, живой, беглый, без стеснения, не тронутый уязвимостью его положения; смотрящий, как в отражение, в глаза мимо идущих, дело несущих, в ожиданье поймать ответный кивок. Но не смотрит никто – шумит ручеек. Улыбка беззубая, оттого и беззлобная, ни капли нужды от страшного бедствия – улыбка приветствия, не принуждения; головой кивает в след проходящим в знак возрождения.

Где же я тебя видела?
Где мы встречались глазами?
И руками когда мы касались?
Кто ты?

Биение сердца заполнит пустОты:
кто ты, кто ты, кто ты -
кто-то, кто-то, кто-то.

Громко сердце бьет в ответ!
Быть не может! Нет!
Да...
Нет!

Я его вспомнила...
Это был тот, над кем насмехались - не его ли боялись? - а он их любил. Это был он, кого жгли на кострах собственных страхов - не из страха ли личного краха? - и их он любил. И он не прощал. Ему не надо было прощать – он не хотел обижаться, он тихо любил.
И молчал.
Его морозили скупостью чувств, раскаляли обильем предъявленных личных счетов: мол, не прав, не готов, не внимателен, думай, что говоришь, ты того, да и мало ли просьб у кого. Он платил по счетам, за каждое слово, что кому-то сказал, и трижды за то, о чем промолчал. Он смиреньем платил.
И любил.
Под вой и огласку толпы и под суд самого близкого друга – тем больнее шипы – он, неправый, с рожденья  корявый, заслушивал свой приговор: лучший друг – прокурор. И не раз он был проклят за то, что кому-то стал злейшим врагом, поделом! Ведь так проще бывает, чем тихо признаться в беде, которую сам натворил.
Сложнее признаться себе в той беде.
Он сделан шутом за то, что он улыбался – кем? – кто не смог над собой посмеяться. За вора был принят он тем, кто делиться боялся. Он назван обманщиком, хитрым лгуном – кем? – бесчестным авантюристом. Нахальным и наглым был наречен тем, кто мнил себя в жизни бесправным, но честным, и им же освистан.

Вот она, эта скульптура, к которой приложено множество рук, не один ее делал ваятель. И имя ей дали - Предатель. Плюнул каждый в лицо, насмехаясь над жалким, убогим, неравным; разжигателем главным гнева и зависти, жадности; виновником бед, перемен, катастроф, лживых слов; провокатором миролюбивых людей – добрых мирян - на жестокость и месть!
Где его честь?!
Негодяй!
Погибай!
Кто-то дернул его за рукав, оторвав - слишком хорош и опрятен, мерзавец! Он поправил пальто. Да как он посмел! Тут же кто-то поспел и врезал по челюсти, сбил-повалил на асфальт, по асфальту елозил ногами. Наступил на ладонь сапогами, когда тот оттолкнуть попытался - он всего-то подняться старался.
Он остался в пыли.
Он лежал.
И тогда он тоже любил.

Я была среди тех, кто однажды скульптуру лепил…
Я узнала творенье своё, вот кто я – я служитель народного культа.
И я плАчу навзрыд от того, что оно
раздобыло само
и вложило само в себя сердце – то, чего не вложил в него скульптор.



©Leela  18.11.18

Фото - скульптура Изабель Мирамонтес