Камера. Свет. Поцелуй

Как вопреки домовитой логике, малосольному рассудку, опрометчивой волне успеха, словно подвернувшийся воробей, лесной холодок в щетине циклопа, пучеротая круговерть в квадрате капустных будней, сумрачно и сильно, вразнобой и по-звериному, ты вдруг понимаешь, что прямо сейчас, что вот уже; – вот восхищайтесь и держите, вот надтресну и задышусь – тебе приспичило, тебе необходимо, тебе просто так на;до быть с человеком, а ему, человеку, – с самим тобой…

Как если б узнаёшь, что пряничная и горчичная, отпущенная на четыре ветра, крещённая водопадом снастей да известий, скривлённая набок, что подвернувшийся каблук, упада;ющая в росте и растущая не по ценам, крупитчатая муравьиная  жизнь твоя – ничто ещё, как сонное детство, суровая присказка в размягчённой башке…

Как уж столько раз – раздёрган на части, высушен и промерен, заморочен-пристыжен, научен по-свойски и отпущен с прощением, столько раз собирался из корабельных обломков, просроченных отчётов и колхозных денежек, спичечных строк и нравоучительных рукомёсел, столько раз знал, что когда-то застигнет, не спросит-нагрянет-придавит-вытаращит – и не сможешь себя собрать по-новому, не успокоишь чесоткой зудящее темечко, не расчешешь волосы на живой пробор – тот страшный, грибной, внеземной и суглинистый, святой как старость, момент чернозёма…

Как загвоздка не в том, что забыт по памяти, сиротлив по бедности, расточителен от скуки, красив до легкомыслия, озабочен, как коромысло, но в том, что всё утекает по-тихому, и ты медленно мчишься в притаённую сухоту;…

Как не хочешь впускать в свою жизнь человека, нового человека из проводов и обстоятельств, не терпишь его головною ночью, избегаешь мыслями, удираешь в сад… Как хочешь впускать лишь того, с кем родился, кто привычен и пуст, как деловые карманы…

Так все мы хорошие, когда поодиночке, когда не целой толпой на пожарной площади, не с языком на плече за кусками и охапками, не с лицом, искривлённым обидной уловкой…

И со скрипом и зеленью под глубину и завывания,
под молнии-ящерицы раздёрганных сомнений
в подсвеченной груди подозрительно зреет
позывное зерно – любовь человека…