Любителям тишины. Рифмы великой суши

РИФМЫ ВЕЛИКОЙ СУШИ

                Любителям тишины

***                I
Высокий бархан никогда не остынет,
двигаясь следом за жарким светом,
и мне – песчинке в бескрайней пустыне –
остается повиноваться ветру.

В чьих-то глазах пески изменяют форму,
в чьих-то ушах – наше тихое пенье.
Мы везде и всегда, нас не остановят корни
путешествующих растений.

Солнце с нами! Привала вовек не будет –
светлые дали влекут нас неодолимо.
А редкие путники – да что нам какие-то люди!  –
обычно проходят мимо.

В стороне остановятся, растянут флаги…
Выражения лиц случайны, язык неведом…
Путь излечит меня от постыдной тяги
замереть в полукружьи следа.

              II. У КОЛОДЦА

Ну, не двигайтесь, что ли, – я  не знаю, как лучше запомнить
это солнце, песок, эти тени на камне двора,
складки меха и ткани, взгляд верблюда усталый и томный
и погонщика взгляд, где застыл прошлогодний мираж.

Здесь давно нет хозяев, но по-прежнему сходятся тропы,
 и нежданная встреча может строчкой в истории стать.
Неужели мы снова примем дом за ничейный некрополь,
и забытый Иосиф будет тщетно спасителей звать?

…Что им жалкие просьбы: никого не видать у колодца –
растворились вдали, даже не повернувшись ко мне.
Нет воды под землею – только стон из-под ног раздается,
и верблюд мой печально ловит тени на высохшем дне.

             III. ПЕРЕКАТИ-ПОЛЕ

Мимо владений всех поколений – вечно в пути,
пылью дорожной, вестью возможной – только катись.
Семя уронишь, в речке утонешь – вовсе не жаль:
остановиться, укорениться – это печаль.

Путник усталый ищет привала – просто смешно.
Ветру отдаться, чтобы скитаться с ним заодно.
Сразу науку скорой разлуки не преподать,
но не поверишь тем, кто намерен двинуться вспять.

Дети остались между кустами – срок их придет –
тоже забудут, кто и откуда звал их вперед,
лишь расставаясь, в прах рассыпаясь где-то вдали
спросят дорогу с прежней тревогой, правда ли шли.

              IV. МЫТАРЬ

Рыбаки, плотники, фарисеи
и даже сам Иисус Христос
матерят привычно и рассеянно
тех, кто поверил царю всерьез.

Тех, кто бредет по большой дороге,
распространяя холодный звон.
Тех, кто горой за добро народное,
но без взаимности испокон

века. И только тигрица в чаще
или  змея на сухом песке
напомнят, что солнце еще настоящее,
и сила осталась в правой руке.

Да стройная девушка в тонких одеждах
похлопает весело по плечу:
«Смелее, дружок, не теряй надежды –
я тоже податей не плачу».

        V. ИЗДАЛЕКА

Где-то в оазисах, где-то на тучных полях
 всходишь, растешь, наливаешься солнечной силой
и вопрошаешь: отпустишь меня, земля?  –
и вспоминаешь, так ли когда-то было.

Вот – оторвалась, и облако ветер несет
мимо селений, вдоль по дороге песчаной.
Скоро свершится: к смерти готовый народ
горсти протянет, чтобы воскликнуть: «Манна!»

Падаешь наземь. Тьма над пустынею Син.
Шум автогонки зловещую тишь не рассеял.
Только помешанный, в продранных джинсах, раввин
хрипло кричит: вернись, народ, к Моисею!

        VI. ОЖИДАНИЕ

До воды не добраться. Раскаленный прибой
окружает тебя звоном желтого праха.
Скоро высохнут корни. Но внизу, под землей, 
останется влага.

Не сиять над округой молодою листвой:
серебристый покров опадет – только троньте.
И зеленым не станет. Но опять за горой
поднимется солнце.

С пыльной бурей умчатся ветви кроны густой.
Вешний ветер, тебя обыскавшись, разбудит
лишь бревно у дороги. Но, быть может, весной
появятся люди.