Мина замедленного действия

     Об этом так ни один уважающий себя умный и культурный человек, тем более литератор, писать и не стал бы, я думаю. Я не такой, значит. Уж сильно захотелось мне рассказом этим бумагу помарать, может быть, и самому помараться (не беда – отмоюсь потом), так захотелось, как Райке, когда они с Людкой на родину ездили.
    
     Тётка с племянницей собрались, наконец-таки, на Рязанщину, навестить родные места. Восемнадцать лет не были! Всё собирались, всё думали. Как же время летит: чем больше живёшь – тем быстрее, быстрее! Договорились встретиться в Калинине.

     На вокзале в честь встречи решили перекусить. Есть не хотелось, но у тётки в сумке с собой четвертинка самогонки была.
А время перестроечное, голодное – основные продукты, чтобы народу не передОхнуть, по талонам продавали, а другие и вовсе куда-то исчезли, полки в магазинах совсем опустели. Купили в станционном буфете по два яйца варёных и по огурцу ватному – всё равно, что одеяло зимнее спросонья жевать. Выпили тайком, по яйцу съели, переглянулись:
     – Люд, – тётка с племянницей были примерно одного возраста, два только года разница, поэтому обращались одна к другой запросто, как подруги, – а Люд, ты ничего не почувствовала?
     – Яйца не свежие, Рай, а что ещё?
     – Угу, с тухлинкой, кажись.
     – Кажись. Да что уж теперь, после драки-то, кулаками махать. В Москве результат нашей с тобой трапезы будет налицо.
     – Да на лицо ладно бы, не был бы на то, что ниже. И до  Москвы надо ещё как-то доехать, в электричке туалетов нет.
     – Бог даст, как-нибудь доедем.
     В Москву приехали.
     – Ничего? – спрашивает тётя. – Живот не болит? Ты говори, если что, пока мы на вокзале. А то потом – куда?
     – Ничего пока, – отвечает Раиса Ивановна.
     – Ну,  и слава богу!
     Подарки купили, и продуктами тут, в столице, отоварились: помидорами свежими, целым гусём варёным, пирожками разными, кулебяками, колбаской даже и прочим. Билеты купили на поезд Москва – Вернадовка до Сасова.
 
     Девять с половиной часов тащились, у каждого столба, как кобель дворовый, поезд останавливался, только что ногу не задирал, ибо её у него не было. За всю поездку женщины, естественно, в туалет вагонный не раз заглядывали, но с желудками у них всё было в порядке, калининская перекуска никак о себе не напоминала.

     Из Сасова в Пителино тридцать километров на автобусе прокатились. Тут надо бы сказать вам, что в этих местах лесов нет вовсе. Какие это леса, так – лесопосадки вдоль оврагов. Даже странно как-то: в соседнем Касимовском районе леса, а тут глянешь вдаль – на сколько глаз твоих хватает, всё лысое. Я думаю, не бывал ли тут Есенин, написавший «только синь сосёт глаза». Красиво и правильно написал. Когда женщины из райцентра семь километров пешком до своих Мочил шлёпали, когда до села минут пятнадцать ходу оставалось, Райка вдруг не вытерпела:
     – Люд, стой! Всё, Люд, не могу больше терпеть! – Яйца подъехали.
     – Где? Кто? Куда подъехали? Не вижу никого.
     – Яйца, говорю, взбунтовались! Что делать?!
     – Прячься.
     – Куда тут?!
     – Спускайся с насыпи скорей, вдруг какой-нибудь дурак по дороге поедет! Беги в рожь! Дальше! – орала тётка, будто её племянница рожать собралась. В таком деле, на которое Раису потянуло, как говорят, «то же, что родить, бывает и не погодить». Правильно говорят: годить не было никакой возможности! – Дальше, Рай!
     – Нет здесь рая никакого, в рай за этим не ползают.
     И надо ещё сказать, что земля тут чернозёмная, как масло шоколадное. А недавно дождик, видимо, прошёл. На ноги это масло налипает так, что их не вытянуть, а вытянешь – не протянуть, ног не поднять! Ячмень у дороги низенький такой, колёсами забрызганный (это именно ячмень был – никакая не рожь).
     – Ещё дальше пройди!
     – Не могу уже дальше!
     – Ну, там садись, где стоишь, – крикнув это, Людмила оглянулась и увидела, что со стороны посёлка мотоцикл с коляской к ним приближается. – Рай, ниже садись, ещё ниже!
     – Да куда ж, мать честнАя, уже ниже?! Посылала в рай, а теперь в ад заставляешь…. В грязь зарыться, разве что?!
     – Ниже, Рай!
     – А ад, по-твоему, выше?
     – Ты вся на виду, весь зад торчит!
     – И чёрт с ним! Пускай глядят, если им не стыдно.
     – А тебе не стыдно?
     – Я отвернусь. Ты ж меня итак, как страуса, зарываться заставляешь, – сказала племянница, понимая, однако, что стыднее, чем ей сейчас, вряд ли кому может быть.
     А мотоцикл проехал, мужик на  тётку поглядел, а на Раису ноль внимания. «Ишь какой гордый, даже взглядом не окинул! Хоть бы одним глазком глянул да отвернулся. Ну и чёрт с тобой! Езжай к своей косопузой!» – думала обделённая вниманием племянница, вылезая на дорогу, буксуя на насыпи. На дороге оглядела себя спереди, оглядела с боков, сзади -  на сколько это возможно: куртка цвета морской волны стала чёрт знает на что похожей, будто её розгами, в чернильнице вымоченными исхлестали; юбка из светло-серой в чёрно-коричнева- тую превратилась, темней осенней ночи сделалась; косынка и та была в кляксах, а о колготках и босоножках и говорить нечего.
     – Ой, мама родная! Да лучше б я посреди дороги сЕла. Этот тип всё равно ничего не увидел бы, объехал бы или задавил бы – мне уж теперь без разницы! Как в село, Людочка, покажусь?! От стыда провалюсь сквозь землю родную! Мы мимо кладбища пойдём?
     – А что?
     – Да чтоб уж сразу на месте оказаться, а то мужики понесут и будут пальцами в меня тыкать: чумазая, замарашка.... А если по улице пойдём, одноклассники, которые раньше за мной толпами бегали, и теперь побегут с криками: «Рая наша приехала, с ног до головы обделанная!» О, прославлюсь так прославлюсь! А? Восемнадцать лет на родине не была – явилась! Нате, глядите, люди добрые, какой свиньёй стала за эти годы! Лучше б вовсе не ехала!
     – Да не причитай ты, Рай! До своих дойдём – всё в порядке будет. Дома мы, Раечка! А всё остальное – ерунда ерундой! Внешняя грязь легко отмывается, главное – внутри не запачкаться!
     – Так, Людочка, я ж  и там, и там, выходит, запачканная!
     Людмила влезала во все попадавшиеся на пути лужи и начинала плясать в них, брызгами обдавая с головы до ног и себя, и свою племянницу, и всех встречных, и поперечных! Ребятишки, не задумываясь, кидались незнакомке на помощь. Пьяненький мужик в кирзовых сапожищах тоже прыгнул в жижу и затопал в ней, стараясь как можно больше  замараться и замарать других, чтоб никто друг от друга не отличался и не упрекал бы. Когда грязный один - беда, а когда все – уже радость! Шли и хохотали так, что попадавшиеся на пути земляки не могли удержаться, чтобы не рассмеяться – здоровались и за животы свои держались! А Рае уже не надо было за свой держаться – внутри и снаружи легко и весело! Здравствуй, родина!