При памяти...

   Как-то, придя к моему другу Борису, я обратил внимание на его старую гитару, на которой частенько во времена наших застолий, он исполнял свои и чужие песни.
Обратная сторона у неё, то бишь нижняя дека – была  сильно поцарапанная.
Тогда я не удержался  и спросил:
- А, что это с ней случилось?
Боря засмеялся и сказал:
- Ладно, сейчас расскажу эту историю.
   «Как-то гуляли мы в ноябре на какой-то праздник у одной моей знакомой,- начал своё повествование Боря.
   Компания была большая, и все засиделись  допоздна.
А я решил раньше уйти с вечеринки, поскольку, как говорится, «набрался по самое горлышко». По этому решил не рисковать, а исчезнуть «по английски» без прощаний всяких и "напосашков".
   У меня в этом деле, уже был «отрицательный опыт», это ещё с тех пор, когда я находился в командировке на Чёрном море в посёлке Рыбачий. 
   Мы тогда устанавливали новый оптический аппарат для маяка, начальником которого был Николай. Рослый и крепкий мужчина с заросшей, как у армянина грудью и спиной. Когда он загорал, то всё время почёсывал свой волосяной покров, наверное, для того, чтобы сквозь него хоть немного пробилось солнечных лучей. Но мастер он был на все руки.
  Ну и по окончании успешной работы, как положено, мы с ним и ещё несколькими сотрудниками отметили это дело прямо на месте, сначала спиртом, который получали для протирки оптики, а потом уж устроили банкет в кафе.
  А я, вернувшись поздно на маяк и не в силах забраться по лестнице, решил пристроиться где-нибудь внизу. Но не найдя ничего подходящего кроме ящика для песка возле пожарного щита, залез в него и закрыв крышку, чтоб не так задувало с моря, уснул. А ночи в начале мая, там  прохладные.
    Проснувшись от холода, открываю глаза – темно. Пошарил вокруг, руками – деревянные стенки. У меня от ужаса волосы на голове зашевелились, и остатки хмеля мгновенно улетучились.
 Подумал: «Не уж то, заживо похоронили, падлы, наверное, решили, что я умер».
   Пошарил ещё раз. Теперь уже начали «шевелиться» мозги, и отрывками и лоскутками начала в памяти складываться картина вчерашних событий.
   Помню, что в кафе отмечали удачное испытание  маячного светооптического аппарата, потом на набережной полировали, дегустируя домашние вина, и пиво с крабами и вяленой рыбой, потом Коля куда-то подевался, а я побрёл по крутой тропинке напрямик через скалы к маяку.
   Сердце ещё больше забарабанило, даже в висках молоточки затюкали, думаю: «Неужели не дошёл, а сорвался вниз?»
Ощупал себя – ноги, руки целые, шея не поломана, голова на месте, значит - дошёл нормально.
- А где же я тогда очутился?
  Попробовал крышку приподнять – не открывается. Тогда я постучал – звук звонкий, значит, ещё не засыпали.
  Прислушавшись,  слышу шум прибоя.
Тогда я ещё сильней начал стучать и кричать:
- Откройте, откройте, что за шутки идиотские, я – живой!
А в ответ – «ноль  по фазе».
Тогда я повторил попытку ещё несколько раз…
  Минут через десять слышу шарканье ног, потом сквозь щели появился свет и громкий голос Николая:
- Кто там, орёт и тарабанит?
  Тогда я понял, что в ни каком я не в грабу, а в ящике для песка.
 Сразу память восстановила недостающее звено в череде событий.
Как я, не найдя сил подняться на маяк,  залез в этот злосчастный ящик  и уснул.
Коля открыл крышку и начал громко смеяться, приговаривая:
- Ну, на кой чёрт, ты залез  сюда да ещё крышкой закрылся? Скоба для навесного замка захлопнулась, вот ты и открыть не мог. Ну, впрямь, как граф Дракула в гробу! – и опять засмеялся.
  Я говорю:
- У тебя спирт ещё остался?
- Да!- отвечает Николай.
- Тогда наливай, надо стресс снять! Я пока в ящике лежал, у меня вся жизнь перед глазами прошла.
Он ещё больше заржал и, взяв меня под руку, поволок на маяк.
   А я, после этого случая, стараюсь с вечеринок уходить, как говорится: "пока ещё при памяти".
   Так вот, - продолжает Борис, - вышел я от своей знакомой «по тихому» в коридор, а у них там в прихожей лампочка перегорела, ни хрена не видно, ну я  на ощупь  нашёл свою обувь, потому как зимой, кто ещё будет в осенних туфлях ходить? Одел на свои разогретые и  набухшие ноги и пошёл, прихватив эту вот  гитару.
  Выйдя на улицу и вдохнув свежего морозного ноябрьского воздуха, почувствовал прилив сил и, как постепенно алкоголь выходит из моего организма, побрёл домой.
А идти было прилично, да ещё свежий гололёд отнимал последние силы, ноги от холода пришли в своё нормальное состояние и туфли начали на мне болтаться - идти невозможно.
 Присмотрелся, а они оказались чужие.  Видно не только я в осенний обуви хожу, да ещё сорок третьего размера, это – на  четыре  больше чем у меня. 
Поэтому снимаю туфли  кладу под мышку - иду в носках, а немного пройдя в, проделываю эту процедуру обратно
   А тут ещё и Гитара показалась мне такой тяжёлой, да и нести две поклажи неудобно.
Тогда я её по молодому льду, пускаю, как лодку, подталкивая ногами. Она красиво скользит, а на бугорках  вертится в разные стороны. Мне даже стало немного весело. Запускаю её "в плаванье" и считаю, сколько оборотов она сделает.
 В общем, кое как доплёлся домой почти трезвый».
- Ну, а что с туфлями? Вернул их или нет? – интересуюсь я.
Он смеются и продолжает: «С утра, одев другие ботики, почистив чужие туфли, возвращаюсь в дом к моей знакомой. Прихожу, объясняю, так мол и так, типа ошибочка вчера вышла – перепутал в темноте обувь, надо бы обмен сделать. Начали искать. Ищем, ищем, нет моих туфлей. Видно этот с сорок третьим размером, с пьяных глаз умудрился втиснуться в мой тридцать девятый.
Оставил я туфли и говорю хозяйке:
- Обменяете, если мои принесут.
- Ну, и как – принесли? – спрашиваю.
- Да, где там, видно, пока он «дочапал», они у него и развалились...
   Когда я прочёл этот рассказ Борису, он даже немного обиделся, говорит:
- Здесь есть не точности. Я не ложился в ящик с песком, потому, как он был из-под прибора – это раз, а во вторых не мог я, как человек интеллигентный,  гитару  ногами толкать.
    Я её запускал руками и, она вращаясь, издавала красивый струнный звук…