Продолжение романа в стихах. Глава 1. 2 Испытание
I
Тогда усилилась война,
Которая была нужна,
Чтобы всех жителей Кавказа
Решительно учить жить разом
И вместе, с общею судьбою,
Вести их дружно за собою.
Набеги прекратить и споры,
Сломить душившие заборы
Между народами и верой,
Обычаями и другой химерой,
Хотя, чтоб властвовать, известно,
Их лучше разделять нечестно.
Шамиль стоял нам на дороге,
С османами на допомоге,
Британцы денег не жалели,
Чтоб только он добился цели.
А, что принес тот газават?
Что в жертвах был и стар и млад
И от племен и от страны?!
Пред смертью были все равны:
Кто только что покинул саклю,
Или палатку, взявши саблю,
Безусый молодец в папахе,
Или седой боец в рубахе.
II
Сражения, которые случались дале,
Все злее и кровавее бывали.
Погибших уже сотнями считали,
Кто выжил, тех десятками, едва ли.
Как протекали те сражения
Отдельного достойно изложения,
Которое когда-нибудь случится,
Чтоб внукам было чем «гордиться»,
С одной или противной стороны,
Уже давно одной страны….
Но, именно, вершиной чести
Считалось умереть в том месте
С Аллахом в мыслях, на губах,
Пред тем, как скоченеет прах,
И «Мама» словом на устах,
Пускай боец в густых усах.
Была победа не близка,
И быстро таяли войска.
Но тот, кто жертвовал собой,
Упрямо шел на смертный бой,
Не исключая генералов,
Пусть риск погибели был малым),
А, вскоре, отдан был приказ,
Муж Тани прибыл на Кавказ.
III
Она, как верная жена,
С ним прибыла, тревог полна
Не за себя: за дело, честь,
Которым должен был принесть
Муж в жертву, собственно себя,
Жену и Родину любя.
А не прошло и полнедели,
Как он уж оказался в деле,
Где, не срамя своих седин,
Был честен, смел и он один.
Решительно ведя сраженья
Имел успех от наступленья.
Уже он планы строил, дальше
Вести войска. Немало фальши
Услышал в поздравленьях тех,
Кто ревновал его успех,
И разобрался быстро в том,
Кем был в то время окружен.
Не жаждал для себя он славы,
А для величия державы.
Но, нечего греха таить,
Об этом можно говорить,
Хотел бы на виду всех
Перед женой иметь успех.
IV
Евгений же писал: сонеты,
Как все мечтатели-поэты,
Поэмы, оды, мадригалы,
Писал про все, что окружало.
Его как будто бы прорвало
И, словно, где-то все лежало
Лишь в ожидании сигнала,
Хранилось, чтобы не пропало.
С напором этим и стараньем
В любом другом бы начинаньи
Он был бы первым, но, увы,
Здесь было мало головы,
Напора, смелости и силы:
Здесь нужно, чтобы «приходило».
Онегин, той поэзии примеры,
Писал и истреблял без меры.
Пеняя то на стиль, то на сложение,
Но были среди них и те творения,
Которые он прятал, но не рвал,
И были те, что посылал в журнал.
Но тщетно, - новые поэты,
Давно известно, не заметны
Среди ревнующих Плеяд,
Где новичку никто не рад.
V
Но вот, в порядке поучений,
Как не писать стихотворений,
Один журнал провинциальный,
С судьбою, как всегда, печальной,
В последнем номере своем,
(Ему за то хвалу поём!),
Себе во вред, назло Им всем
Среди элегий и поэм
Евгения поставил «стихопрозу»
Как всей поэзии угрозу:
«Кругом стена, одна стена!
Так непрерывная война
Со мной идет и за меня
Где дыма нет и нет огня.
Война за место и карман,
В ходу там подкуп и обман.
За благосклонность юных дев,
Где победитель, -- светский лев.
За обладание душой,
В обмен на призрачный покой.
А за дуэльный путь во мрак
Грозит увесистый кулак.
А, есть ли жертвы? Жертвы есть:
Любовь, надежда, вера, честь!».
VI
О «стихопрозе» как-то вдруг
Заговорили все вокруг:
И светский лев, старинный плут,
И те, кто взяток «не берут».
А те, кто брал, и будет брать
Решили, что пора призвать
Писаку гадкого к ответу
И, хорошо бы, сжить со свету.
В Сибири пусть побудет он,
А надзиратель там – закон.
Другие: цензор согрешил
И, явно, очень поспешил
К печати подписать заразу,
А, может, что и с пьяна глазу.
А может с кем-то он в родне,
Кто выше, там, и «на коне»?
Вдруг закричали об угрозе,
(Хоть мало строчек в стихопрозе),
Порядку, правосудию, закону,
Ну, и, в конце концов, и трону!
Но эти шум, и гам, и ссора
Журналу, стали как опора.
Особо рад был метранпаж
Поскольку продан был тираж.
VII
А, что Татьяна? Теплым словом
Всегда приветствовать готова
Того, кто в важный час решенья
Прямое выбрал направленье.
Еще недавно делом жизни,
Она, служение Отчизне
Считала делом отдаленным,
Мужам, природою даренным.
А свою помощь в лазарете
Она бы ни за что на свете
Не смела бы считать работой,
Но лишь сестринскою заботой.
Как прежде, обществу подруг
Предпочитала узкий круг
Знакомых мужа, с кем сейчас
Война свела их в трудный час.
Родни не стала бы чураться
Когда бы с ней могла видаться,
Но Ольга с мужем в эту пору
Не приближалась даже к горам.
Мамаша, няня, тети, дяди,
Не стали б и Татьяны ради
Решаться в дальнюю дорогу,
Пусть даже то угодно богу.
VIII
Она, как девочка, бывало
В тени густой листвы читала
То незатейливый рассказ,
Где упомянут был Кавказ,
А то лирический сонет,
Что ссыльный написал поэт.
А то журнал перебирала,
Как будто что-то в нем искала...
И в нем, каком-то неизвестном,
На месте, очень неприметном,
Она вдруг ЭТО увидала
И начала листать сначала.
То «стихопроза» оказалась,
Но ей не, то в глаза бросалось,
Где, правда, там, а где враньё,
А кто был автором её.
Она не верила глазам:
«Ужель то ОН? Ужель Он сам?
Не может быть! Журнал тот редкий»
Забилось сердце птицей в клетке.
Каким должно быть провиденье
Чтоб верно выбрав направленье,
Журнал, дорогой непростою,
Предстал пред чтицею такою?
IX
Не разобрав вполне творенья,
Она, по стилю изложенья,
Решила: «Точно, это ОН.
Ещё недавний, сбылся сон:
Торопливо, шумно волны
Набегают на песок.
Дальний парус, ветра полный,
Огибающий мысок.
Ветер свищет, ветер в гневе,
Парус рыщет, волны в пене.
Я спешу на тот мысок.
Развязался поясок.
Платье парусом взлетает,
Ноги, тело оголяет…
Этот парус гнутым боком
Книжным кажется листком,
Парус ближе, но в песок,
Зарывается носок…
Из-за паруса, густая,
Птичья стая налетает,
В мою сторону стремится.
Не пойму я, что за птицы?
Вдруг все это удалилось
И я тотчас пробудилась».
Х
Пылкой юности, прощальный,
Образ вновь возник печальный
Перед нею как в тумане,
Но, а в ней от прежней Тани
Что-то, все же, сохранилось.
Видно, что не все забылось.
Щеки маком запылали.
Ей казалось: «Все, узнали
О моем грехопаденьи»
Думала она в смятеньи.
А за что судить Татьяну?
Не найдешь ты в ней изъяну,
Что изменою зовут,
Не ищи, - напрасный труд.
Память, - прочная основа
Для всего того, что ново.
Если ж новое забыть,
Так новейшему не быть.
Той любви была опора
Очень прочной и не скоро
Сила горького разрыва
Одолеет то, что было.
Нужно плотно дверь закрыть,
Чтоб минувшее забыть!
XI
О том, что бывший ей сосед
Поэтом стал в расцвете лет,
Она пред мужем обронила
И тот журнал ему открыла.
Нескоро он в него взглянул,
А, полистав его, зевнул,
Затем обратно положил,
Жены он мненьем дорожил
И, соглашаясь с ней всецело,
Сказал, что непростое дело
Сосед избрал и, что беда,
Подстерегает тех тогда,
Которые не пишут о пастушках,
Руках и ножках, губках, ушках,
Закатах, звездах и луне…
И пусть не пишет о войне,--
О том, что не было твоим
Не стоит говорить другим.
Поэты долго не живут,--
Их или травят или бьют,
А то и вовсе убивают
За то, что ловко подстрекают,
(И удается им вполне),
Народы к бунту и войне!
XII
И вдруг Татьяну взволновало:
«Ну, как она могла, так мало
Понять, что было в стихопрозе?»
Но о возможной в ней угрозе,
Что автору предназначалась,
Она внезапно догадалась.
Ей слышать много приходилось,
Хотя она и сторонилась
Досужих вымыслов и сплетен,
Что так неистребимы в свете,
О тех, кто, отбывая срок,
Жестокий получив урок,
Здесь воевал и кто в бою
Провину искупал свою.
И говорили среди них
Поэтов много неплохих
Для вольнодумствующих лиц,
Кудрявых, милых юных чтиц,
Для просветительских утех,
Но, явно же, что не для тех,
Кому по должности и духу
Такие вирши не для слуху
И авторов их, как заразу,
Подальше отсылать и сразу!
XIII
Ну, а Евгений? Он спокоен
Хотя вниманьем удостоен,
Как низвергателей устоя,
Так и хранителей покоя.
Увлекся яркой красотой
Одной мещанки молодой,
Скорее, не душой, а телом
И это как-то все меж делом
Которому он посвятил себя,
Неосмотрительно губя
Покой, здоровье, все доходы
И созерцание природы.
Все променял на наслажденье
От сладких мук стихосложенья,
Когда словами мыслишь вслух
И перехватывает дух
От небывалой красоты,
Которую придумал ты,
И повторяешь с восхищеньем
Несовершенное творенье.
Но, а при множестве прочтений,
Нельзя уйти от подозрений,
Что захвалить себя опасно, –
И, словом, все не так прекрасно.
XIV
«Красно слово – мысли нет,
Смысла много – тусклый свет
Озаряет рассужденья,
Как Нева Петра творенье.
Ну, а где совсем нет строя,
Так и хочется чудное
Слово редкое ввернуть,
Чтобы умностью хвастнуть.
Туго с рифмою и слогом?
Все! Клянусь я перед богом,
Что теперь и никогда,
Ни в минуты, ни в года
Ни в альбомы, никуда
Не решусь я: Да! Да! Да!
Начертать двустишье даже
И считаю, что нет гаже
Слово клятвы нарушать,
Лучше даже не дышать,
А настигнет пусть меня
Кара божьего огня!»
Так Онегин рассуждал…
И…прихода музы ждал.
Губы тонкие кусал,
Брал перо и… вновь писал.
XV
И даже в серый тусклый день,
Когда уныние и лень
Нас, грешных, сном одолевают,
А бодрости не прибавляют,
То и тогда, следя за мыслью,
Не уставал рукою быстрой,
Писать поэмы в триста строк,
В которых, юношам урок
Давал о предстоящей жизни
И где служение Отчизне
Он выделял из благородных
Для юношей высокородных.
А для простых царевых слуг,
В ком вольный пробивался дух,
Он думать хорошо велел,
Чтоб не наделать страшных дел
И не для смуты, не для бед,
Готовить почву для побед.
Все завершал, что начинал,
Но только сказок не писал.
Считал, что взрослый человек
Не должен коротать свой век
За чтением таких произведений
Его, или поповских измышлений.
XVI
Попов он ненавидел сроду
И всю поповскую породу
Готов был он к чертям послать,
Но где чертей бы этих взять?
Чертей, похоже, география
Из их, поповской, же парафии!?
Все потому, что принял он
Судьбу, как посланный закон
Ему, из поколений бывших,
Обычных и слегка «чудивших»,
Что не искали счастья в небе,
Но в злате, но в вине и хлебе,
В любви земной, на поле брани,
Хотя бывали и на грани,
Что отделяет мир живущих
От мира павших и не сущих.
А может молодость играла,
И сомневаться не давала
Про бесконечность бытия
В котором точно буду Я.
А, может, так уж повелось,
И наше русское «Авось»
Щитом надежным прикрывало,
Что жить, отпущено, так мало.
XVII
Был генерал совсем не стар,
Но все же, видимо, устав
В походе дальнем занемог,
Утратив силу рук и ног,
Да так, что лекаря браня,
Не смог забраться на коня.
В коляске быстрой, как свист пули,
Его доставили, вернули
За стены крепости надежной,
Что точкою была исходной,
И где внушительный совет
Определенный дал ответ
На то, как дальше быть пристало
Войскам и лично генералу.
В войска с посланником приказ
Был послан точно, в тот же час,
В котором, им и генералу
Вернуться срочно надлежало:
Военным в точку отправления,
До нового распоряжения,
А генералу решено,
(Доброжелателей полно!),
Позволить отпуск получить
И на лечение отбыть…
XVIII
Дождавшись войск, он после встречи,
Собрался ехать недалече, --
Туда, где ждать его должна,
Татьяна, верная жена.
Пусть о беде она не знала,
Татьяна ждать не уставала.
Но не сидела у окошка
Перед собой держа лукошко
С цыплятами или клубками шерсти,
Теперь она, вы мне поверьте,
Совсем была уж не такою,--
Серьёзной мужнею женою
Ёе застать могли бы вы
И, поглядев со стороны,
Черты той прежней юной Тани
Уж не нашли бы вы ни в стане
Ни в очертаньях головы:
Взрослее стало все, увы.
Одни глаза да голос чистый,
Ресниц тяжелых сад тенистый,
Двух рук смиренное сложенье
И это все, без продолженья,
Заметить вам бы удалось,
Из юных лет в ней сбереглось.
XIX
Тянул с отъездом генерал.
Впервые громко наорал
На безуспешных лекарей
Гурьбою жалкой у дверей
Стоявших для осмотров тщетных,
Ответов честных и нечестных.
Что, кроме долга исполненья,
Они могли для исцеленья
Клиенту предложить сейчас?
Как видно не пришел тот час
Ещё, когда труды врачей
Достигнут силы тех ключей
Что отомкнут замки природы
И, наконец, вздохнут народы
От бренности существованья
За их рожденье наказанья.
Заменят умиранье очищеньем
И к новой жизни возвращеньем,
Но не с потерей бытия,
А осознаньем: «Это Я!»
Для тех, кто сможет отказать
Себе, в надежде продолжать
Сородичей своих породу,
Делам иль праздности в угоду.
ХХ
Все для того, чтобы народы
Не затоптали бы природы
Красу и силу совершенство
Для своевластного блаженства.
Что же, для тех, кому на свете
Милее нет семьи, где дети,
(И будет это неизменно!)
Как было, будет непременно.
Но генералу, же не выбирать:
Жить вечно или умирать?
Как впрочем, всем кто жив на свете
Когда пишу я строки эти.
И видно, что немало лет
Пройдет пока в тоннеле свет
Мелькнет, даст робкую надежду:
Быть вечно иль уйти, как прежде!?
Но все-таки не вечно всё и вся
Ни ты, ни ты, ни он, ни Я
И никаких не будет исключений,
Быть может, кроме повторений!
И даже в звездной бездне, что без края,
Бывает, звезды угасают,
Но ВСЕ они не гаснут никогда:
На месте старой,- новая звезда.
ХХI
Вердикт врачами оглашен,
А то насколько точен он
Для пациента все равно
Когда он здравым станет, но
Врачам не ожидать прощенья,
Когда не будет исцеленья!
Не разглашаю тайны хилой,
Но он приехал к Тане милой
С диагнозом простым и сложным
Для исцеленья невозможным
Приемами тогдашних лет
(Скажу, что и сейчас их нет!).
Об этом он тогда не знал,
Но он на, то и генерал
Чтобы держаться молодцом
И не «ударить грязь лицом».
А чтобы не пугать жену
Он «штуку» разыграл одну,
Что он проспорил на пари
(И он про это говорил?!)
Что, не дождавшись переправы,
Перемахнет на берег правый
Одной речушки говорливой
И что он сам не из пугливых.
XXII
Да так легко он перескочит,
Что и сапог он не замочит.
Но тут случилась незадача
Кобыла оступилась, кляча,
И перескок не получился
И в речку он с неё свалился.
А за такое невезенье
Он обязался представленье
Перед врачами разыграть
Да так, чтоб верно доказать
Свои серьёзные недуги
И были бы довольны други,
А заодно тех посрамить,
Кто их берется полечить.
Заметил, что перестарался
И в этой роли заигрался.
Но раз довольные коллеги
Его увидели в телеге,
Теперь свободен он вполне,
И к ним прибудет на коне.
Так убедительно Татьяну
Он убеждал и рьяно,
Что, сбитая речами с толку
Чуть не попалась на уловку.
XXIII
Но быстро овладев собою,
Не стала возражать; не скрою,
Она всем сердцем понимала,
Что трудная пора настала.
И, что в тяжелую годину,
Она не сможет так покинуть,
Оставить без её участья
Того, кто ей желая счастья,
Себе немало навредил
И молодость её губил.
Она ж, сочувствия полна,
Решила чашу пить до дна.
А на «веселом» настроении
Давала тоже «представленья»:
О незначительности хвори,
О полном излеченьи скором,
А чтобы время не терять
Пускай же станет он писать.
Достаточно в военном плане,
Он знал, и это Тане
Не стоило больших трудов,
Чтоб он ответил: « Я готов!»
И стал писать и диктовать.
Про что? Пока ещё того не знать!
XXIV
Онегин стал серьезный очень
И не меняет дни на ночи.
Дал послабление селянам,
Но тем, кого не видел пьяным.
Стал с бакалейщиками в ссоре
За горячительное горе.
Дуэлей он не затевает,
Хотя на многих зол бывает
Но, главное, писать он бросил, -
Устала Муза, отдых просит.
Но под сгоревшими углями
Бывает, вдруг взовьётся пламя
И озарит огнем надежды.
Таким и он бывал, как прежде.
Теперь не часто, иногда,
Не так, как в прежние года.
Родных он посетил могилы
И ту, где Пушкин, Саша милый.
Устали так душа и тело,
Что даже небольшое дело
Он оставлял без исполненья,
Задачам не искал решенья.
И, несмотря на млады годы
Евгений выбрался на воды!
Свидетельство о публикации №118111206549