Отрывок из повести Исповедь

ОСЕНЬ.
 Он сидел на террасе, укутанный в клетчатый плед и любовался осенью. Осень в этом году была необычайно красива. Несмотря на то, что на календаре числа показывали конец октября, погода была сухой  и солнечной. Лучики солнца как будто играли в прятки: то появлялись, то исчезали, прыгая по поверхности жёлтой листвы. А берёзки светились какой-то небесной радостью и казалось улыбались всем, кто на них обращал хоть какое-то внимание. 
   Дэвид любил сидеть здесь. Это было единственное место, где можно было быть открытым для себя. Наверно, у каждого человека есть такое место, где ты один на один с собой и тем пространством, которое тебя окружает. И именно в этом месте, как будто открывается невидимая дверца твоей души и ты сам видишь всё, что в ней творится, можешь сам себя оценивать, судить и казнить. Говорят, что это совесть. Возможно. Но я бы сказала, что это самоочищение, своеобразный аудит того, что ты прожил и пережил. Возможно в эти моменты человек напрямую входит в контакт с космосом и теми невидимыми энергиями, которые нас окружают. Верующие называют это состояние связь с Богом.
   Дэвид не был верующим, хотя и категорически существование Бога не отрицал. Но у него внутри, как и у каждого из нас, жил свой Бог, тот, кому мы всё время мысленно отчитываемся о содеянном, пытаемся оправдать то или иное своё действие или бездействие. И только после такого внутреннего оправдания нам и вправду становится легче. Не зря мы часто употребляем изречение «излить душу». Кто-то её изливает на исповеди в храме, кто-то подруге, другу, близкому человеку или, наконец, просто случайному попутчику. Но почему-то после такого «детального самоанализа» действительно
становится легче, как будто с души снимается часть груза. Странное состояние и необъяснимое. Вернее, объяснять его можно по-разному, но суть не в том.
  Таким самоанализом Дэвид раньше, как сейчас говорят, «не заморачивался». Да и некогда было. День был расписан по минутам. Вечер и ночь уходила на отдых. А утром всё по кругу, как белка в колесе. Вся наша жизнь похожа на колесо, которое мы сами, своими ногами крутим и как только останавливаемся, она прекращается.  Дэвид ещё не остановился совсем, но уже не бежал, а шёл. И с каждым днём - всё медленнее. И чем медленнее шёл, тем чаще появлялась потребность в том самом самоочищении.
   Почему-то всё чаще вспоминалась мать. Может быть потому, что это была самая тяжёлая ноша для его души, за то, что он, однажды поссорившись, затаил смертельную обиду на неё. Не позвал, когда она ждала. Ни разу не посетил в больнице, когда она тяжело заболела раком. Её давно уже не было в этом мире живых, но именно сейчас, когда Дэвид сам страдал после перенесённого инсульта, он всё больше пытался понимать мать и раскаивался в том, что не поговорил и не простил.
Больше всего вспоминалось детство. Их счастливая семья в которой жили мечты и не было необходимости обижаться, прощать. Всё шло само собой, жизнь текла как ручей,  только вперёд.