Двадцатипятилетняя, Двадцать пятая

Эй, пакуй чемоданы, катись назад
Прочь из моей головы, да в ночь
Непутёвая дочь да отцветший сад –
Я к вам пришла четверть века назад.

Эй, рыбак, сворачивай сеть и беги,
Ни к чему тебе эта чудо-рыба-кит,
Ни к чему тебе этот чудо-юдо-кот,
Такой кусок пирога не уместишь в рот.

Эй, стрелок, убирай свой колчан и лук,
После выстрела ты мне не враг, не друг,
После меткого ты не Пьеро, не Брут,
Хоть и выглядишь так, будто очень крут.

Эй, ребята, заканчивай этот цирк!
Собираю шатёр и бубенцы,
Наглецы, как вы, что львы, что юнцы,
Удирая, уходят в галоп с рысцы.

Я живу в системе координат,
Где в любой точке плоскости я одна,
Скоро – здравствуй, первая седина,
Голос как струна и пряма спина.

Стой вон там, не входи, а не то расстрел,
Не въезжай, коль остаться не захотел,
Постояльцев превышен уже предел
Всех вот этих моих бессердечных дел,

Постояльцев превышен уже лимит,
От уборки за каждым меня тошнит.
На неверной волне я поющий кит,
Не входи в это море, пока оно спит.

Ни к чему тебе этот странный дом,
Забирай свой багаж и давай бегом,
За ворота хоть пулей, хоть кувырком,
Пока ты со мной не совсем знаком. 

Я живу в системе координат,
Где в любой точке плоскости я одна,
Скоро – здравствуй, первая седина,
Голос как струна и пряма спина.

Мне уже совсем не смешно смотреть
На сентиментальную круговерть,
Вокруг дома уходит под воду твердь,
По средам забегает на кофе Смерть.

Она курит и смотрит в окно с ленцой,
Ну нельзя ж, говорит, быть такой овцой,
Что ты фею-крёстную ждёшь с пыльцой
И пускаешь к себе в дом ребят с гнильцой?

А ну, мать, заканчивай эту чушь,
В том квартале у нас недостача душ,
Может, лучше поступишь в ряды чинуш
Этих наших серьёзных небесных служб?

Ты живёшь в системе координат,
Где в любой точке плоскости ты одна,
Впрочем, жди, скоро – первая седина.
К нам решишься – тогда позвони сама.