Раскольнический блюз

Поля покрыты сорняками - не вышло из бурьяна ржи.
Скользит Софии белый пламень за голубые миражи.
Плывёт хрустальный звон над миром воды днепровской ключевой,
а мы ведём своих кумиров из тьмы веков на водопой.
Всплывёт из мглы замоскворецкой ундина с гипсовым веслом.
- Скорей карету мне, карету! Поедем в Царское Село!
Ведь мы одни за всё в ответе - не бог, не царь и не тиран.
Задумчиво листает ветер последней осени тираж.
И может быть, ещё не поздно понять, где совесть, а где страх -
по осени считают звёзды на соловецких куполах,
холодной смертью налитые с пяти колосьев семена...
Всё начиналось в Византии, но в оккупации она.

Враги сожгли родную хату,
но не смогли разрушить храм.
И вера косит автоматом
с культурным брендом "Аз воздам!"
Вначале было только слово
под три аккорда во дворе,
где мира звонкая основа
рассыпалась на "ми" и "ре".
Мой рок-н-ролл не цель, не форма -
идей распятых эпигон,
и там, где красное на чёрном,
там золото на голубом.
И там, где колокол расколот,
душа надтреснуто звенит,
и рвётся парус там, где тонко,
и там, где колко, рвётся нить.
И рвутся струны там, где глухо -
где нет любви, там сердца сбой.
- Бери, товарищ, пол-литруху -
окончен бой, идём домой.

Ведь на безродного поэта в запасе пряник и свинец.
По плану всё. И безответно мы ищем истину в вине.
И сеем то, что сжать не в силах горстями в буйной голове,
но как бы жизнь нас не косила, а все останутся в траве.
И там, где песни недопеты, сквозь трубный рёв, площадный гвалт
вновь сорная трава планеты расколет вздыбленный асфальт.
И рвутся строки там, где больно...Мы так горды своей бедой!
Звон не смолкает колокольный.
Степь зарастает лебедой.

06. 11. 18.

Фотохудожник: Эрик Йоханссон