Знай наших!

               
                SAPIENTI SAT - умному достаточно             


Всё началось с того, что однажды, в начале восьмого класса, Славка Коровин предложил после уроков пойти в старый парк  и запечь там картошку.

Из коры и веток мы развели костёр и испекли вкуснейшую картошку, которую, перепачкавшись, с удовольствием съели с солью.

-Завтра пойдём опять. Только никому не говорите!

И Славка взял с каждого честное слово.

На уроках мы переглядывались и таинственно шептались, предвкушая новый поход на картошку.

На вопросы ребят  многозначительно и таинственно молчали, очень гордясь своим умением хранить тайну.

После уроков мы снова пошли печь картошку, взяв с собой Славкиного брата Федю, который, приложив руку к груди, торжественно поклялся никому об этом не рассказывать.

Славка раздал каждому из нас по гильзе от мелкашки, которую нужно было теперь  носить на шее, как знак принадлежности к нашему кругу.

Общим голосованием мы постановили, что мы теперь называемся партия «Бобров», потому что мы лучшие, и всеми своими качествами и поступками мы должны отличаться от сусликов, как мы теперь стали именовать всех остальных.
         
Бобры должны бороться с несправедливостью, фашизмом и защищать американских негров.

Мы договорились приветствовать друг друга тайным знаком из двух скрещенных пальцев, поднятых на уровень уха и при этом произносить приветствие, которое слышали от мужиков, играющих в домино:
«Знай наших!».

Если бобёр окажется изменником, трусом или предателем, то все другие бобры обязаны считать его своим врагом до конца жизни.

Через неделю несколько ребят из класса попросились принять их в нашу партию, но мы приняли только двоих, а остальным сказали, что они не подходят, потому что они суслики.

Ребята ушли, понурив головы, а Валька Иванов даже расплакался.

Славка сказал ему, что цыган не имеет права быть бобром, потому что цыгане воруют маленьких детей.
         
А у Вальки дед был цыганом и лудил чайники на рынке.

Новым членам партии «Бобров»  завидовал весь класс.

Через две недели печь картошку ходили уже человек двадцать, но от остальных все детали этого мероприятия скрывались, и они чувствовали себя отверженными и ущербными.

Слух о нашей дружной и интересной партии быстро рос и распространился по всей школе.

Другие ребята тоже попытались устроиться в парке печь картошку, но мы их прогнали, а двоих из 7-б избили до крови.

После этого наш авторитет вырос невероятно, и в партию бобров захотели попасть многие ребята и девчонки, даже без желания ходить есть картошку, а просто, чтобы иметь нашу защиту и уважение.

Но в партию принимались только самые лучшие и подходящие.
Сильные, смелые и достойные могли из сусликов стать бобрами.
Только те, кто лучше других.

Ну и, понятное дело, не цыгане и не татары.

И, хотя татар из нас никто и никогда не видел, все считали это правильным, потому что мы все знали про татаро-монгольское иго.

Потом мы решили перестать таскать продукты из дома, а постановили приносить по три рубля в неделю на картошку и другие надобности.

Деньги хранились у Славки.

А Борьку Фельдмана, как самого честного и принципиального, избрали начальником секретного отдела, чтобы он наблюдал за всеми и докладывал на собраниях о нарушения дисциплины, учёбы и нашего устава.
Все обязаны были Борьке помогать и ничего от него не скрывать.
Бобру нечего скрывать от своих товаришей.

И, если кто-то не поприветствовал бобра условным знаком, получил двойку или был замечен в дружбе с сусликом, то его приговаривали стоять у позорного столба, и каждый обязан был плюнуть ему под ноги.

Вскоре и директор школы и учителя узнали о существовании партии бобров, но придраться они ни к чему не могли, потому что среди бобров не было нарушителей дисциплины и двоечников.

А то, что нас стала бояться вся школа и даже многие учителя, так это ещё нужно доказать, тем более, что сами мы никого первыми не трогали.

Но все хорошо знали, что, если обидеть бобра или его брата, то в школе лучше не появляться.
А то и в городе.

Бобры почти перестали разговаривать с остальными учениками, потому что никому не было интересно общаться со слабыми и тупыми сусликами.

На одном из картофельных собраний все сорок бобров дали клятву, что они навсегда будут верны идеалам партии бобров и будут защищать друг друга всю жизнь и помогать в жизни и работе.

А нарушителям этой клятвы были обещаны всякие кары и всеобщее презрение.

Мы чувствовали себя избранными, сильными, умными и ответственными.

Мы знали, что только так и надо жить, потому что, глядя на унылую и беззащитную жизнь сусликов, понимали, к чему приведёт изгнание из партии бобров, и какая это будет катастрофа.

Прошло почти полгода после создания нашей партии, когда на очередном собрании Борька Фельдман обвинил Славку в растрате денег и привёл неопровержимые доказательства.
А ещё он рассказал, что Славка за деньги помогал пролезть некоторым сусликам в наши ряды.

Славка всё отрицал, полез в драку, но был так сильно избит всем коллективом, что ночью его родители вызывали скорую помощь.

В школу пришла милиция.

Но мы все молчали, и никто ничего не рассказал.
Молчал и Славка, которого родители вскоре увезли в Кишинёв.

Все гордились собой и своей стойкостью.

Однако на собраниях все почему-то перестали разговаривать.
Ходить на картошку стало неинтересно.
Многие замкнулись в себе.
Кого-то родители перевели в другую школу.

И, к нашему всеобщему удивлению и огорчению, партии «Бобров» как-то сама собой стала распадаться, и к концу учебного года почти никто уже не ходил печь картошку, а те, кто приходил, пребывали в унынии.

Некоторые, правда, хотели вернуть и дисциплину и наше превосходство, но что-то сломалось и в нас и в нашем союзе.
Никто не приветствовал друг друга тайным знаком и не произносил лозунга «Знай наших!».

Это как-то даже стало неуместным и смешным.

Почему наш сильный и крепкий союз распался из-за одного происшествия мы понять и осмыслить не могли.

И почему мы снова из избранных, сильных и особенных превратились в обыкновенных мальчишек и девчонок, которых все вдруг перестали бояться?

Для нас это было непостижимой загадкой.