Хатшепсут

               

               
                Тот, кто любит  путешествия, знает,
                Что сегодня человек впадает в будущее,
                В настоящем мимолетно проживая прошлое.
                Оно, как крылья Сфинкса ,
                Приближает вечерние тени,
                Оставляя на прибрежном песке
                Приношенье чужих пространств.

                Кто касался сыпучих троп
                И в песках, среди дней безлюдных,
                приближался  к гробницам тех,
                Кому вечность была жилищем,
                Тот не мог не услышать гул
                Отзвучавших давно времен.
                --------------------------------------            
                ---------------------
               
               
           Как ушами прядет шакал, и как цапля крылом взбивает
           Брызги, первый нахлест волны видя вод, устремленных вспять!
           Если б видел то Геродот, даром Нила назвал он память,
           Что, с ладони его Дельты стекает на бритое темя жреца.               
               
               
               
               
               
               
                .

                Ранний час. . Водяной туман.
                Отмель желтая пахнет илом,
                И папирус скрипит ключом
                Заржавелым от Стовратных Фив.

                На прибрежной косе один
                Я стою; лишь потомок Себа
                В тростнике , не признав родства,
                Равнодушным косит зрачком.

                Ближе камень ему. Обелиск,
                Длинной тенью к реке сползая,
                Девство влажной зари познав,
                Красит в кровь покрывало вод.

                Я смотрю на разлив реки.
                На развалах стою пустыни.
                О колоссы Мемнона пыль
                Бьется серой волной эпох.

                Здесь , в безлюдье , предел всему,
                Что скрепляет ограду мысли,
                Где  беззвучье за камнем губ
                Превосходит значенье слов,

                Где слиянья закатов и зорь
                Возвращают им их невинность,
                Где прямые углы  плеч
                И локтей в изваяньях длят

                Горделивую спесь царей,
                И где в пальцах песков колючих
                Глухую ярость Хамсина сжав,
                Необъятный растет простор.      

                Я достиг своей цели,здесь            
                Ощутив себя вровень с пылью.
                Я нашел скарабея след
                Меж незыблемых стоп царей, и

                заботу изжив в себе.
                Зноем выжег ограду воли.
                Тенью жил в жёлтых платьях зорь
                На параде забытых утр.

                Только слух мой , как серп луны,
                Приготовленный к жатве звука,
                Над Долиной повис Царей,
                Для  усталость немых октав.
                И когда занялся рассвет, пред восторгом
                моей свободы
                Так один из тех двух запел
                Над пустыней былых времен:
               

                «О, страна Кеми ,ты, что движешься в Вечность
                вдоль холмов Ливийских ,
                Дремлющих в полдень,
                Подобно гиппопотамам в зарослях Нила!
                Скажи,с тех пор , как ушел на запад  блаженный Менес
                Во время охоты за голубым фламинго,
                Кто наблюдал , куда утекли столетья,
                Кто знает , для чего меняют они свои маски?!
                Потому и поют в Гелиополе  жрецы гимн Солнцу:
                Смотри ! Я Хепри на рассвете , Ра в полдень
                И Атум на закате.»

                Смолк. И вторил ему другой:

                «Так было всегда и так будет
                Властью , созданной из уничтожения!
                Это она , чья мощь в океане Хаоса скрыта,
                Возрождаясь в династиях , возводила дворцы и храмы.
                Это она поднимала воды Нила,
                Наполняя кровью Осириса щедрую ладонь Хапи.
                Это она , по кругу мира идя на запад,
                В ореоле славы , возвращаясь сюда , ступала,
                Чтобы в памяти веков оставить
                Священное имя царицы Хатшепсут».

                Смолк и этот. А первый пел:
               
                « Хатшепсут! Ты, как самка Таурта, чье дитя- милость,
                Молоко проливала мира
                На выжженную войнами почву Египта.
                Теперь Анубис привел тебя в Аменти,
                И блаженные боги наслаждаются беседой с тобою."

                Наступило молчанье. И ужас вдруг ,
                Как обрушенная колонна,
                В беззащитный ударил мозг,
                Заграждая мне путь назад.

                ------------------------------------------------



                Я очнулся во тьме. Едва
                Через тонкую щель сознанья
                В солнца жгучем дневном глазу
                Разгорался  зрачок луны.
                Даль пространств , как хребет раба,
                Что прогнулся под жгучей плетью,
                Вдруг настигла среди равнин
                Медно-красная лента строк:


                «Нечестивец, , подслушавший гимны мертвых!
                Слух твой твоею гробницею станет надолго,
                Ибо преследует звук тех, в ком он похоронен.
                Знаешь ли ты,  как рождается дух обновляемой жизни?
                Как остроухий Анубис,  взвесив виновного сердце,
                Слышит сквозь смерть содроганье его кровотока,
                Как возрастая луной, сикомор погребальной аллеи
                В выдохе смол источает летучую ноту
                Пляшущих звезд, когда Сириус тихо восходит?
                Вот уже горизонт теряешь ты в тьме непроглядной.
                Что же взамен остается тебе как не память былого?!
                Сделаешь ты Настоящим ценой дневнего сознанья
                Прошлое тех, кто  в лучах отраженных, подобно звездам
                Светит  с тех пор, как в глазах обновляется солнце.
                Свет, этот вечный беглец от привычки рассудка,
                Он, только он теперь власть над тобою имеет!
                Слепо пойдешьь ты за ним, и зрачком его пристальным вот что увидишь:
               
                ---------------------------------------------------------


                Средь закоулков Фиванского главного храма    
                Низкую комнату;облокотивший о ложе,женщина
                Смотрит рассеянно на пеструю роспись по стенам,
                Где отражает огонь во вспышках мятущихся теней,
                Словно бы в пятнах ее же грядущей истории,
                Светильник из золота, схожий с плодом мандрагоры.
                Сумерки утра темны, как недавний оракул Амона,
                В памяти всплывший островом долгих бессонниц.               

               

                «Завтра он пойдет на юг». -
                Эта мысль под маской жрицы
                Насурьмленные ресницы
                Сузив мглой песчаных вьюг,
               
                Рисовало ей сраженье.
                Но внезапно отвращенье
                От увиденных картин
                Из душевных всплыв глубин,

                На нее печать запрета
                Наложило. Чувство это
                В ней росло, как Нил весной
                Под хвостатою звездой.


                «Он взрослеет. И обида
                Все сильней в нем. О, Изида!
                С мертвым братом в мире зла
                Хора ты зачать смогла...

                Видно, мне недаром было
                Это странное виденье,
                Что недавно на рассвете
                Я увидела в окне:

                В небе сокола круженье,
                И звезда по Нилу плыла,
                И фальшивил раб на флейте,
                Раньше слух ласкавший мне.

                Нет, Хатшепсут! –То остуда
                Чувств твоих в садовой рани,
                И любовь писца едва ли
                Может быть теплее снега…»,-

                Так шептала, стен покуда
                Пятна света выдавали
                Свой озноб за трепет лани,
                Возбужденной после бега.

                Тот писец был Сенмут, зодчий.
                От порогов и до Дельты
                Он умел всмотреться  зорче
                В преходящий смысл предметов.

                Кровь Египта! Как же странно,
                Что теперь культурным прахом
                Мумий, стел и обелисков
                Наполняем твой сосуд!

                Так портрет глядится в раму,
                И гробница на монарха,
                И живут в музейных списках
                Тени тех, кто правил тут.

                И она вгляделась в детство,
                Где гончарный круг вращали
                Хнумы, меру совершенства
                В род Тутмоса-Нефертари

                Воплощая в виде чаши,
                И рукою благосклонной
                Хатхор мед кровосмешенья
                В эту чашу наливала.
                И теперь, жена Амона,
                От интриг двора уставши,
                В час ночной уединенья
                О любви она мечтала.
               
                ------------------------------------------


                Это письмо ломаным почерком света и тени
                Было написано здесь, на папирусе дельты приморской
                В то время, когда еще ветер близ Гелиополя где-то
                Мог приказать тростнику пером быть послушным.
                Вот что он описал из разговора наложницы с принцем опальным:

                «…Благоуханием ласки твоей,- о прекрасный царевич!-,
                Сердце мое , словно лотос раскрывшийся дышит…
                Стать бы мне полем твоим плодородной пшеницы,
                Чтобы жнецы ею риги твои наполняли!
                Но для тебя я лишь срезанный колос ячменный,
                В семени лунном оракул Амона зачавший.
                Слушай же лепет младенца, чтоб мысль божества в нем открылась,
                Ибо по воле жрецов я в храме его остаюсь:
               
           У меня игрушек нет,
                Кроме неба и земли,
                Потому что Хор и Сет
                Вечность мной превозмогли.
               
                Вынь из лунного зрачка
                Солнце радости моей
                И прославишь на века
                Жезл Египетских царей.

                Выслушав эти слова, царевич Мэн-Хэпри - Ра воскликнул:

                «Я понял!

                Ра на запад правит челн.
                Нынче в смерть он вовлечен
                По вине того писца,
                Что торопит дни конца,
                И зарю моей страны
                Диск  злокозненной луны
                Колдовскою тьмой затмил,
                Осквернив священный Нил
                Кровью тех, кто за царей
                Пал от варварских мечей;
                Значит, все еще с тех пор
                Здесь враждуют Сет и Хор,
                И в стране идет разлад,
                Ибо с севера грозят
                Копья тех, кто слышит зов

                Взбунтовавшихся рабов.

                Сам Амон оракул свой
                Пред моей открыл душой,
                Ибо он прозрел во мне
                Доблесть.
                Силой я возьму престол,
                И хоть долг мой столь тяжел,
                Но добуду я себе
                Славу.
                Будет мир в глазу моем
                Пограничным рубежом,
                Будет домом для меня
                Вечность!».


                =====================================


               
                Праздник зерна. Возвращается к жизни Осирис.
                Плоть его ещё слишком слаба, чтоб века никогда не кончались.
                Простираясь с юга на север, с гор Абиссинии,
                С выжженных топей Дарфура, его сосуды,
                Переполнившись кровью красно-зеленой,
                Из Абидоса, его  средостения, шлют пульсовую волну,
                Что нарастает, спадаясь в солнечно-лунном коллапсе
                Нации, ждущей судного часа истории.
               
                Но Хатшепсут теперь занимает другое.
                Власть ей кажется шаткой, как шаток ритм ее сердца;
                И тяжесть в затылке не позволяет ей больше
                Терпеть племянника в Фивах,
                Ибо донос на царевича был той наложницей сделан.

               
                Тронный зал. В садовой чаще,
                Размалеванной средь стен,
                Где павлины, петь уставши,
                Спят в истоме, между тем
                Тутмос видит, как пустыня
                Солнцем вспыхивает вдруг
                На пустом зрачке богини
                Поверх толп рабов и слуг.
                И пески , пески меж теми,
                Чьи затеряны следы,
                И в песок стекает время
                миррой с царской бороды.

                Вечность! В чем твоё значение,
                Если есть на свете смерть?       
                Так питает яд растенье,
                Так питает душу месть,
                Утешая мысль в злосчастье,
                Так сжимает горло страх,
                И безумной жаждой власти
                Бьется кровь в больных висках.

                «Тутмос!»,-окрик над собою
                Слышит он. То фаворит,
                Одесную трона стоя,
                Ядовито говорит
                От лица своей царицы:

                «Над тобой свершаю суд
                Я, царица Хатшепсут,
                Чьи глаза, как гладь озер,
                В глубь которых смотрит Хор.
                Та, кому ложится Вечность
                На урей двойной короны,
                Та, что всходит, словно солнце
                Между жалких толп слепцов,
                Та, что став женой Амона,
                Простирает в бесконечность
                Милость власти, что дается
                Даром царственных отцов.

                Знай же ты, цареубийца,
                Чье злодейство не свершится:
                Легче птичьего пера
                Ложь, чреватая державой,
                На твои легла уста.
                Но язык рабы лукавой
                Ближе сердцу Амон-Ра,
                И лишь тот его избранник,
                Кровь которого чиста;
                И не сможешь ты, племянник,
                Власть отнять в мои лета,
                Как не может слепота
                Вжиться в света семигранник!
                «Так велит тебе царица,
                В чьих ладонях жезл и плеть
                Мерти-Хор решил иметь:
                Поведешь полки на юг.
                Обойди шестой порог.
                Мощью этих дерзких рук
                В топь болот отбрось нубийца!
                Будь же быстр теперь, как серна
                И упрям, как носорог!».


                Пощажен! О, неужели
                Тутмос может быть настолько
                Благодарен доброй тете
                В привилегии родства!
                А в саду скрипят качели
                Слепорожденного рока,
                И слабеет на излете
                Страх в глубинах естества.

                ---------------------------------------------
               

               
                То, что с ним было потом,
                От начала войны обреченной,
                Мало известно.
                Перед его возвращеньем
                Хатшепсут внезапно скончалась.
                Грянуло смутное время.
                На север страны надвигались
                Митанни и Хетты.
                Сенмут, ее фаворит,
                Исчез в потоке времен.
                Номархи дали присягу
                На верность Тутмосу.


                Он велел стереть с картушей
                Имя женщины-царя.
                Мне о ней вложила в уши
                Шепот лунная заря.

                И слепое солнце встало
                В час величья своего.
                Перед ним страна лежала,
                Как наложница его.

                --------------------------------------------


                Почему мы живем в лесу
                Солнцелунного размежеванья,
                О, Хатшепсут!-, я навсегда
                Позабыл, до скончанья дней!

                Но из будущего я несу
                Те разрозненные воспоминанья,
                И глядит в мутный Нил звезда
                В маске древней страны твоей.