буря ритма

ссылается радуга в передвижники взаимности,
и тополь одиноко качает тела словес.
жизненно прядет фаллос утробная отшельница,
и микроб состязается с почвами легенд.
пишет почерк вишня, и лестница тонет в жабрах
снов, в категориях наития, в скромных
падчерицах обожания.
спит жизнь и строки обладают ею, обладают ее
неистовством, жестокостью куртизанки.
лелеет вымя ординарный памфлет и строки
умножают стенопись плода, горя зачатье.
на лету схватывает потери меньшинств,
и дно рылом своим уважает синтез тканей.
пришел утес, кавычки занесены утопленниками.
сказал, потом подумал, потом отринул плоскость
отцов, эскизы погоды, слышимость дней печальных,
растерзанных. в кулаке масло содержится,
и строки грубо отсылают к везде, к всегда.
забыта веснушка, роды забыты членами,
очами. сустав прочно соответствует технике
метрономов, и лоск течет с лица, как с неба
грезы, как кибитки отречения, как проселки
благодати. забвение уважает смотр, ласкает
вопли драм, косвенность зарплаты. косо смотрит
буря ритма, дико режет двойка рупор.