Первые недели октября

          Сентябрь и в этом году очень долго не хотел признавать, что он всё-таки осенний месяц. Чуть ли не до самых Людмил (29 сентября) заставлял солнце жарить по-летнему, и не пролил на землю ни единой дождинки… В лесу стояла такая сушь, что не то чтобы чему-то приличному, но и мухомору взрослые мужики радовались, как дети! Однако с Людмил зарядили затяжные, сразу ставшие надоевшими, серые безрадостные дожди. Поначалу-то ещё ничего – земля-матушка жадно впитывала в себя долгожданную влагу, словно не могла напиться, но в конце концов сдалась и она – повсюду возникли непросыхающие лужи и дорогу в Вишнёвое раскиселило так, что вот уже второй день жители этой деревеньки остались без хлеба – автолавка так и не пробилась к ним по грунтовке, превратившейся  в вязкую трясину.

          В такие дни Евгения Ивановна, женщина годами несколько за шестьдесят, чуть ли не грустью вспоминала своё прошлое городское житьё, невольно сравнивая его налаженный комфортный быт с настоящим. Рано овдовев, она какое-то время ещё оставалась в пустой квартире, продолжая работать главным бухгалтером на одном из предприятий, но потом вынуждена была уволиться, поскольку престарелые родители мужа нуждались в постоянном уходе, который осуществить кроме неё было некому. Поначалу моталась из города в деревню, но потом как-то даже неожиданно для себя вдруг продала квартиру и переселилась к ним совсем, бесконечно влюбившись в красоту неоглядных просторов и степенную размеренность деревенской жизни. Дом у свёкров был крепким, газ, электричество подведено, так что… Очень быстро подружилась и с соседками, по большей части такими же вдовами, как и сама… Плохо  только то, что вот не было у неё детей – взрыв на Чернобыльской АЭС лишил их с мужем этой радости, но тут уж что… Особенная грусть наваливалась  в праздники, когда в соседние дома стекались орды родни с детьми, внуками… Приглашали и её, но она чаще отказывалась, объясняя привычкой к одиночеству. Уходила на погост, к трём холмикам,  поросшим мелким клевером, к трём крестам над ними, к тому, что осталось  ото всей её родни...

          - Вот же скажи, зарядил… - ворчала она сейчас, поглядывая на обгоняющие друг друга капли на оконном стекле – Ну, ничего! Завтра-то уж точно выглянет солнышко, это уж наверняка! И почапаем мы с Полюшкой в дальнюю рощу по грибы… Выскочут, небось, после такого половодья-то… А нет, так калины наберём – её-то уж там повдоль ручья завсегда рожается видимо-невидимо. Ух, держись тогда гипертония, знаем и на тебя управу! А лес сейчас прямо сказочный стоит, расписной да узорчатый – глядеть, не наглядеться, дышать, не надышаться! Октябрь не ноябрь… А что ноябрь? И он на что-то нужен…  Пойти, что ль, собаку накормить… - продолжала Евгения разговаривать сама с собой, надвигая на ноги глубокие калоши-дачники, и распахивая дверь наружу -  Гляди-кося, а дождя-то уже и нету! Ну, а что я говорила?
 
          Уходящее медленно за горизонт светило, словно провожая  взглядом полегчавшую армаду тёмно-серых туч, раскинуло над ближайшим к Вишнёвому леском яркую дугу радуги, украсив и без того нарядный, блюзовый мир первых недель октября.