Невостребованное чувство

...Но вечностью дышит мгновенье,
   Лиловый и радостный свет,-
   Ментальной любви воплощенье
   Вне времени, времени нет.


Прошло уже шесть лет со дня окончания университета, а вторая группа юрфака так ни разу и не смогла собраться. Наконец: то ли дети бывших студентов подросли, то ли бывшие студенты дозрели,- всё-таки по цепочке телефонных звонков наши договорились о встрече.
Все эти годы Лика жила в памяти одногрупников худенькой первокурсницей с длинными наэлектризованными каштановыми волосами, с горящими тёмными глазами, и устремлённым куда-то сквозь пространство взглядом. Наверное немного времени прошло, так как изменилась в её внешности разве что причёска: длинные волосы теперь были собраны в высокую ракушку, красиво подчёркивая грациозную шею. Придя чуть раньше, Лика коротала время приводя свой макияж в гармонию с освещением уютного университетского кафе.
Она стояла перед стеной зеркал в коротком приталенном чёрном платье, туфлях на высоком каблуке и прятала в сумочку блеск, который только что капнула на красную помаду, мягко окрасившую аккуратные лепестки губ.

- Здравствуй, Лика,- Олег стоял за спиной и смотрел на неё в зеркало.
- Ещё помнишь, как меня зовут,- затаив обиду на его многолетнее исчезновение протянула она, но в её голосе звучала лишь радость встречи.
- Разве тебя можно забыть, родная.

Его серые глаза блестели. Он был старше на семь лет, глубокие морщины уже успели нарисовать суровый мужской характер на узком бледном лице. Наверное только она одна могла теперь разглядеть в нём недавно пришедшего из армии, изголодавшегося по женской ласке и несколько неуверенного в себе, парня, а может лишь перед ней он снова становился таким. Её взгляд случайно скользнул по его губам, когда они вздрогнули и замерли после слова «родная». Эти большие губы были самым ярким пятном на чёрно-сером фоне его высокого силуэта. Родная. Почему так обожгло её это слово, которое она всегда воспринимала как ничего не значащий штамп. Она больше не имела права чувствовать магию его приглушённого голоса и виновато улыбнулась.

- Что же было между нами, Олег?- этот вопрос уже долгое время то и дело испытывал её. Ей не хотелось спрашивать как дела, как жизнь, настроение. На житейские темы не стоило тратить драгоценные минуты, тем более, что Олег всё равно ничего толком не расскажет. Её он посвящал иногда лишь в мир своих желаний. Она приняла его правила и с удовольствием играла в волшебную игру вокруг никем из них не названого чувства.
- Можно проверить,- почти прошептал он, положив голову ей на плечо, и вместе с ней уставился в зеркало, которое будто показывало нереальный фильм.
Лике невольно вспомнились строки, когда-то посвящённые ему:

«Теснота, а прозрачность стен, как большой равнодушный экран,
Всё сменяют друг друга программы,
На меня он вчера смотрел, так, как будто бы всё понимал,
Он смотрел в мою душу с экрана».

- Давай останемся фантазией друг друга. Это так же удобно, как застёгнутая молния,- предложила она. Он посмотрел на длинную молнию её платья, изящно скользящую вдоль позвоночника. Ей стало жарко от этого взгляда и, чтобы не покраснеть окончательно, несколько резко обернувшись лицом к нему, как любопытная девчонка она подняла кисть его правой руки:
- Ты не носишь кольцо?
- Я не женат,- ответил он, продолжая смотреть не неё в зеркале. А в сумочке у Лики лежала прихваченная для Наташки фотография маленького сынишки на шее у  мужа. – Ты разрушила моё представление об идеальной жене, так и не создав нового,- продолжал он.
Лика чуть отвела взгляд:
- Я не верила тебе.

И у неё перед глазами пронеслось, как он, как ей тогда казалось, расчётливый карьерист, единственный из всей группы сдавал кровь для её умирающей мамы, как помогал потом, когда Лика сходила с ума от горя и одиночества; кроме него никто не интересовался ею тогда, казалось, люди ненавидят её за то, что она вызывает жалость, – все, кроме него. Но не в её правилах было влюбляться от безысходности.
Ей не забыть те слёзы на его глазах, когда она, сидя перед ним за партой восхищённо щебетала Наташке о каком-то очередном вдохновителе. В его сдержанности она видела лишь выжидание удобного момента для реализации покушения на её квартиру, прописку, связи. Как смешно всё это выглядело теперь, когда он уже достаточно многого достиг сам.

- Да ты никому тогда не верила, в том числе и себе, ведь женщина готова поверить чему угодно, кроме правды, – Олег прервал ход её мыслей.
- Наверное.- Ей не хотелось ожесточать их разговор рассказом о том, как мешало их взаимному притяжению её негативное видение его целеустремлённости. Всё равно такое признание уже не в силах было что-то изменить. И немного подумав она добавила:
- Представляешь, как-то я даже написала о тебе:
             «Ты в сны мои пролез, а это значит,
              Та девочка, в которой нет меня,
              Увидела огонь с твоей подачи
              В который раз, где не было огня»,
просто я не могла найти достаточных оснований своей страсти.

От такого поэтически-наукообразного объяснения он пришёл в восторг, и, едва заметно улыбаясь, спросил:
- Как у тебя дела с диссертацией?
Она ожидала и боялась этого вопроса, потому что знала, как высоко Олег ценит в ней интеллектуалку. И, спустясь на ступеньку ниже в собственных глазах, сказала:
- Да никак. Тема оказалась недиссертабельной, а другую отстаивать стимула не хватило.

Разве могла она жаловаться на три счастливых года, проведённых безвыходно в четырёх стенах в так называемом «отпуске» по уходу за её сокровищем. Когда в бессонных ночах смешались смысл, цель, прошлое и будущее её жизни; когда между планами «по специальности» и нынешними желаниями образовалась бессвязная пропасть. За всё это она и обвинила, и простила себя сама.

После минутной потери всякого обаяния Лика смело посмотрела Олегу в глаза.
- Пошли ко мне,- как всегда не вовремя и неожиданно сказал он эти слова.
Только теперь она заметила, что до сих пор держит его руку. Отпустив, не оказавшие сопротивления пальцы, Лика поправила сумочку на плече и медленно пошла к выходу, почему-то не желая иметь ни одной мысли по поводу того, зачем она идёт, уходит в начале вечера, так и не дождавшись своей лучшей подруги, вразрез собственной правильности.
Он жил в пяти минутах ходьбы по университетскому стадиону. Шли быстро и молча, как по делу. Её высокие тонкие каблуки периодически проваливались в мелкую беговую щебёнку. И лишь лёгкий ветерок игриво целовал щёки: то левую, то правую.

… Настораживающе-тусклый свет подъезда, зовущие двери лифта:
- Олег, я не пойду. Я замужем.
Казалось, он ждал этих слов.
- Я просто хочу тебе коё-что показать,- спокойно сказал он.

В который раз она удивилась его сдержанности Штирлица, когда он открывал для неё дверь, дверь в свой тщательно охраняемый от посторонних глаз мир. В этом они были похожи, как и следовало двум козерогам.
В просторной однокомнатной квартире с оттенком респектабельности Лике не удалось обнаружить ни одной наклеенной полосочки белой бумаги с умными изречениями, которыми пестрила когда-то общажная обитель Олега. А под настенным светильником у изголовья кровати уже не сиял портрет когда-то любимой девушки. Это была квартира лишённого иллюзий юриста. Олег достал из ящика стола большой фотоальбом.

- Посмотри.

Забравшись босыми ногами на широкую твёрдую кровать, Лика внимательно и аккуратно открыла первую страницу. От неожиданности у неё перехватило дыхание. Она листала страницу за страницей со своими неизвестными ей фотографиями студенческой жизни – смешная, суетливая, умная, кислая, в общем целый спектр её подростковых эмоций. Откуда могли только взяться эти снимки, она никогда не видела его с фотоаппаратом?

- Я же говорила, что ты маньяк.
- Я просто любил тебя.- И, спустя короткую паузу, добавил – всегда.

Она с благодарностью припала губами к его самой нежной в мире руке, как будто хотела поцеловать душу. Она поняла, что давно хотела сделать это.
И не было потом ни безудержного хмельного секса, как в модных рассказах, ни каких-либо намёков на продолжение отношений, ни прощальных поцелуев после долгой беседы двух соскучившихся друг за другом людей.
Когда они вернулись к своим, вечер уже подходил к завершению. Не успев наговориться с Наташкой, Лика прыгнула в приехавший за ней подуставший Рекстон, крепко обняла недремлющего сынишку, и, в который раз утвердившись в необходимости своей преданности мужу, умчалась с ними, унося с собой сладковато-тёрпкий привкус уходящего дня.



(рассказ, 2003 год)