Камчатская тетрадь XXX

дневниковые записи и очерки об армии 1987-89 гг.

Многое с течением лет изменилось в моём восприятии вещей. Но всё намеренно оставляю без изменений...

предыдущие главы в сборнике "Камчатская тетрадь"


                X X X

Вчера ночью разбушевалась стихия, после почти месячного затишья пошёл обильный снег, а холодный штормовой ветер осатанело подул с океана. Заранее говорили, что с юга идёт циклон. Когда идёшь на КП, снежинки, ставшие колючими и жёсткими, маленькими злыми иголочками впиваются в лицо, забивают глаза и уши. Продвигаешься почти на ощупь, вперёд смотреть невозможно. Ноги проваливаются в снег по колено, смена растянулась в одну сплошную цепочку шатающихся, пробивающихся сквозь снежную стену фигур. Меня охватывает даже азарт какой-то, будто схватился с невидимым противником, могучим посланцем Природы. Он рассвирепел, до чего же не по нраву ему эти упрямые людишки! Мало того, что отвоевали недоступную Камчатку, понастроили чёрт знает что, ещё и смеются над тщетными попытками их запугать. Мне понятна слепая ярость моего противника, но хозяин тут уже человек. Как южанин, ничего подобного до сих пор не видевший, я радуюсь этому снегу, охватывает неведомое воодушевление. Думаю о том, что увидели бы сейчас меня родные!
Снег всё так же идёт, уже двое суток валит не переставая, ветер, правда, кончился. И теперь весь гарнизон преобразился, превратившись в сказочный город. И удивительно тепло. Да, уже март 1988-го, последняя декада до приказа. Почему-то частенько я стал задумываться о жизни, и, оглядываясь на этот неполный год, проведённый на Камчатке, хочется подвести символическую промежуточную черту под первым армейским периодом. Вот и сейчас, идя на смену, задумчиво смотрю по сторонам, оглядывая друзей-сослуживцев. Впереди шумят и веселятся Батыргареев с Червяком, два кореша. Оба Валерики, первый беззлобно подтрунивает над вторым. А Червяков давно уже вымотался и чуть ли не каждую шутку встречает в штыки. Ему кажется, что все на него стали "наезжать". Он говорит об этом с некоторой обидой в голосе, но, видя гогочущих парней, долго не выдерживает и заливается громче всех.  Голос у него, кстати, немного смешной от мужицкой хрипотцы, своим прихахатыванием взахлёб он повергает всех в ещё больший смех.
Сбоку идёт Леонов, даже здесь выглядящий, как бедный родственник. Притулился с краю строя, чуть ли не по обочине шагает, будто забитый, заторможенный по жизни. Всегда удивляюсь ему, не понимая его природы, сущности. В чём его потребности, чем он живёт? Иногда он кажется больной овечкой, плетущейся в хвосте отары. Даже говорить толком не может, мыячит чего-то, глазёнки выкатит, а сам трясётся. За его жалобное выражение лица, разведённые от середины лба вниз брови напоминает он мне печального Пьеро. Я даже так его и называю. Человек 1,5 года прослужил, а так ничего ни в службе, ни вжизни не смыслит. В нарядах и то стабильно приносит нарушения из-за своей неприспособленности. Одним словом "мешок" конкретный.
Стоим на разводе, один за другим говорят об оценках, дисциплине, заданиях и планах офицеры, начинается торжественный ритуал развода на боевое дежурство. Отдан приказ, играет гимн, привычно поёживаюсь от величественной, затрагивающей душу музыки, а в голове одна и та же мысль, кем я стал, чего достиг и что потерял...
Хочется сначала самокритики, ведь плохого во мне не так уж и мало, как обнаружилось. Не то, чтобы оно появилось откуда ни возьмись, просто я стал задумываться и замечать многое, возраст, наверное. Ещё с учебкинскими щами впитал я привычку не отставать в делёжке. Ведь тогда, в первые месяцы службы щёлкать, что называется, клювом было нельзя. Можно было остаться с ощипками, если промедлишь секунду, но иногда, как в том эпизоде с хлебом, когда я обидел Беспалова, мне стало ясно, что у каждого действия, чем бы оно не было обусловлено, должна быть своя мера. Хорошо, что сработала защита совести и я нашёл в себе силы извиниться перед другом. Но до сих пор ловлю себя за руку, когда появляется скрытое желание отвалить себе побольше, да получше. Если стоит на столе еда, то ем до тех пор, пока не кончится, или не вспухну. То ли от жадности, то ли от от новой привычки обжираться, которой у меня раньше уж точно не было. Тоже не лучшее "приобретение" учебки. И всегда после очередного чревоугодия задаю себе вопрос: "А зачем, ведь я не голоден?" Раз за разом предпринимаю попытки отучиться, соблюдать меру, урезаю свой паёк, интенсивно тренируюсь. Радость охватывает от каждой новой клеточки, выступившей из-под жирка на животе, от каждой новой жилки и проявляющегося опять рельефа мышц. А потом вдруг срываюсь, и всё летит в тартарары, набиваю живот, и не спасают даже тренировки. За неделю оплывают бока, появляется сальце и противно на себя смотреть. Что это, слабоволие, неумение раз и навсегда установить жёсткий режим, отказавшись от излишеств. Ведь после армии хочу вернуться в спорт, а для этого нужна хорошая форма. Но отчего же я могу, с одной стороны, истязать себя бесконечными повторениями, когда темно в глазах, и пресс жжёт изнутри, стираю мозоли на руках от упражнений на перекладине, а с другой так беспомощно "поднимаю руки" перед едой? А может я вбиваю в голову лишнее? Просто раньше я много "работал" на стадионе и всё сгорало, а тут всё больше сидячий образ жизни, вот и результат.
Ещё один момент, не дающий мне покоя. Возможно это ощущается столь остро от того, что в армии коллектив совершенно другой, чем дома. Здесь не выберешь друзей или подходящий тебе круг общения. Здесь надо притираться, уметь нормально сосуществовать с самыми разными людьми, кого судьба свела вместе. И зачастую сама форма твоего общения имеет значение. В этом смысле мой язык подчас и служит мне недобрую службу. Нет, лишнего он вроде бы не метёт, проблема скорее в том, что сам тон моего разговора бывает назидательным. Когда заходит спор о чём-либо, обмен мнениями, я, как и все, высказываю своё суждение. Нередко это воспринимается, как насаждение личных взглядов. Не знаю, наверное в моей интонации, упорстве, когда я что-то отстаиваю, или доказываю, и видится другим некая нравоучительность. Споры часто кончаются ссорой, увенчаной словами: " Да ладно, ты же умный сильно!" А бывает и того обиднее, дают понять, что я нудный какой-то. Может я забываю о золотой пословице: "На вкус и цвет товарища нет!"? Может я действительно перебираю, когда спор захватывает, мне кажется, что моя точка зрения вернее и пытаюсь её насадить товарищам? В принципе моё поведение в кругу доармейских друзей ничем не отличалось особо от нынешнего, а почему-то здесь воспринимается иной раз отуждённо и даже озлобленно. Шутки мои вроде как имеют цель выставить себя выше других, хотя те же шутки дома были безобидны и естественны для ребят. Они не принимали это близко к сердцу, зная, что я даже если и сболтну лишнего, то это не со зла. А тут во всём видится преднамеренность. Даже вид мой, когда сижу и сосредоточенно во что-то вникаю, кто-нибудь да и обсудит. Мол, вон он какой, мы тут все в одной кучке дружимся-кентуемся, а он отделяется, умный. Знаю, что всё это говорится в шутку, но доля правды есть во всём, и меня бесят эти слова! Почему всё так, зачем во всём надо видеть сложность? В тысячный раз залдаю себе этот вопрос и не могу найти ответа. Как внас уживается готовность в любую секунду прийти на помощь другу, равенство в веселье и беде, и вот эта мещанская щепетильность, старание высосать проблему из пальца. Даже если это прикол, то он тупой прикол, и, оказывается, я оказался не готовым к такому повороту. К примеру, у меня плохое настроение. Мне хочется побыть одному, подумать, перегореть, выйти из кризиса. А у парней веселье, они собрались в курилке, и о чём-то оживлённо беседуют. Мне что, надо обязательно присоединиться и корчить из себя преуспевающего джентльмена? Или я читаю газету, книгу пишу письмо или дневник. Короче занят, мало ли чем можно увлечься, если нет работы. А рядом собрались ребята, разговоры, смех. Я им не мешаю, но опять с известной долей сарказма мне сообщают, что мне плевать на товарищей! Ух, как это меня выводит! Почему я обязан бежать в толпу? У меня есть цель больше познать, научиться чему-то новому, расширить кругозор, разве это не естественно? Я же ни про кого не думаю, что он недалёк, ограничен, каждый волен проводить своё время, как ему хочется. Чем объяснить эти вещи, опять привычкой грызться по пустякам, вынесенной с "волчьей тропы" учебки? Напряжением боевого дежурства, утомлением и общей нервозной обстановкой, царящей из-за всё той же чёртовой усталости? От того, что все лица примелькались, живём безвылазно в уже надоевшей казарме? Или откуда-то идёт новая дурацкая мода развлекаться таким образом? Не могу пока найти ответа. Понятно, когда находятся такие, кто умудряется на самом деле не принимать в общих делах своего призыва, не делится с товарищами посылками, подмазывается к "дедам" и офицерам, становясь привилегированным. Им всё это можно предъявлять, даже и не в шутку. Но подобные люди, как правило, "толстокожие", и плевать они хотели на наши мнения. А я, скорее всего, слабо "держу удар", поэтому и болезненно реагирую. В любом случае выходит не зря мама говорила мне, что язык мой - враг мой! Надо научиться не реагировать, и не быть столь уж открытым со всеми подряд. Чтобы потом не мог никто "твоим же салом по твоим мусалам"!