парящие в глубине

рафаэли нисходят в ложесна, опрокидываят
алеаторику дирижеров, сказанных
предприимчивостью гнезд и излишеств,
напичканной ватрой и золой полуденных
магистралей, бубенчатых кривотолков
внутри бедра, внутри пророческой опасности.
свирепо гнется металл, сивуха жаждет бытия,
расстройства лишений, и половица гнет
прямые двери, увивается за лошадиными ансамблями,
проблесками пролесков, за тучными княгинями
машиностроения. пасется лживая осень, лишаясь
преимуществ конвеера, словно рассыпаясь на товар,
на проституток зданий. кривое соединение помещений
отрезает крыши похитителей. синие параличи
скрываются в буфетах, в различных бандажах
и в претендентах. льется скала абажурная
и кресла валятся от смеха, от конфронтации
идей и малосольных перин, кладезей успеха,
прикрытого бельем внезапностИ, внеочередными
промежутками слышимости.
капает ночлег в раствор крови и бетон просит
воды, просит поспать средь уток поездов,
средь малолетних тюфяков, напичканных
территориями межгалактических салатов,
парящих в глубине отшитыми пасечниками
головорезания, барочными представлениями
изыскания.