Лирический триптих

I. Уязвимый

Признаваясь, стану уязвим.
Если не согреюсь, — обожгусь.
Океан страстей необозрим...
Каждой клеткой тела напрягусь,

И она услышит наяву
Гимн из трёх таких желанных слов!
Я со дна ущелья воззову —
До вершины долетит мой зов.

Вот он я. Как на ладони весь.
Примет ли таким иль оттолкнёт?
И надежды окрыляет лесть,
И сомненья сковывает гнёт.

Если не судьба, то скажет: «Прочь!
Нам не быть ни ближе, ни вдвоём...»
И тогда — ничем уж не помочь;
И ослепнет страсти окоём.

Что же... пусть алмаз затопчет в грязь.
Пусть унизит! Пусть изобличит!..
Я стерплю.., страданий не боясь.
Только пусть, жалея, не молчит...
. . . . . .
Сказано достаточно. Стыжусь
И стираю искренности грим.
Если не согреюсь, — обожгусь.
Признаваясь, стану уязвим.










II. Мост

1.
Я живу сегодня и сейчас.
То, что будет завтра, мне не важно
И не жаль убитое «вчера».
Истощён терпения запас.
Безысходность стонет мне протяжно,
Что с собой проститься мне пора.
2.
В будущее из былого мост
Девять муз возводят мне поспешно.
В середине — узенький пролом.
Не ловил удачи я за хвост.
Хоть и потакал порывам грешным, —
Жил по чести, всё своим трудом.
3.
Но однажды всё не так пошло:
Был провозглашён я «вне закона»
И ушёл скитаться, как изгой.
Вод с тех пор немало утекло.
Скрыто сердце чешуёй дракона,
И душа не хочет быть нагой.
4.
Я безумству продаю талант
(Детская наивность, право слово),
Чтоб еще продлить хмельной дурман.
Роль переиграл комедиант
И судим за дерзости сурово,
Попадая в собственный капкан.
5.
Я иду по шаткому мосту,
Под которым — топкое болото.
Впереди — пролом. Всего лишь шаг
Нужен, чтобы эту пустоту
Позади оставить для кого-то,
Кто идёт за мною, кто мне враг.

6.
Он меня преследует давно,
Гонит в чащу звонкою облавой,
Избегая вызов мой принять.
Я боялся... Нынче ж — всё равно!
Он себя овеет громкой славой,
Коль меня ему удастся взять.
7.
Так пускай же второпях шагнёт
В западню, что я ему оставлю,
Сам пролом минуя без труда.
Пусть в трясине смерть свою найдёт!
Зрелищем себя я позабавлю,
Видя, как пришла к нему беда…

8.
Я шагнул вперед... Внезапный треск
Окатил безмолвие долины,—
Проломился под ногой настил.
Изумрудной ряски чавкнул плеск.
Я по грудь в объятиях трясины...
Пожирает страх остатки сил.
9.
Неужели так вот погибать
Мне наречено судьбой-злодейкой?!
Задержать дыханье! Замереть!..
Некого на помощь призывать...
Сам теперь спасти себя сумей-ка!
Чтобы выжить, надо страх презреть!
10.
Жить! Не важно как, но только б жить!..
Гнёт любых условий принимаю, —
Только бы на землю твёрдо встать!
И почуяв дьявольскую прыть,
Я рванулся... и вцепился в сваю.
Дело тонущих — самих себя спасать...
11.
Надо подтянуться... раз... и два...
Липко! Скользко! Грязно! Мерзко! Страшно!
Гонит вверх надежда... пять... и шесть.
Вот уже чуть-чуть... почти... едва...
Нагло, неприлично, бесшабашно
На настил моста сумел я влезть.

12.
Отдышался, сплюнул в топь в сердцах
И с коленей медленно поднялся.
Оглянулся, — рядом он стоит:
Ненависти яд в его глазах.
Это враг мой, я не сомневался:
Полунегодяй, полупиит.
13.
Я в него, как в зеркало, смотрюсь,
Поражает внешности похожесть:
Неужели правда: я такой?
Едко я ему в лицо смеюсь.
«Да! С такой потасканною рожей
Отправляйся, сударь, на покой...»
14.
И ехидно высмеяв врага,
Я сказал: «Прошу! Не откажите!
После Вас — хоть в гиблой топи смрад!
Сплаваем? — И вся тут недолга!...
Дерзкую отвагу покажите,
И пойду за Вами я хоть в ад...»
15.
Ничего он не ответил мне.
Только лишь беззвучно засмеялся,
Повернулся и пошёл назад.
В сумерках, при молодой луне,
Пар с воды туманом поднимался.
Догорал малиновый закат...
. . . . . .
16.
Муз халтуру я исправил сам
И теперь стою на середине.
Топкий дол — на сколько хватит глаз.
Птичий щебет льётся по лесам.
Просто жить - вот радости причина.
Я живу сегодня и сейчас.









III. Июнь

Тополиный пух летит метелью,
Над столицей царствует июнь.
Кто-то озабочен новой целью,
Я ж скажу: «На минувшее плюнь!»

Раз в июньской теплоты безумье,
Под листвой цветущих тополей
Я увидел женщину-колдунью,
Окружённой стаей кобелей.

Псы ласкались, лаяли, скулили,
Каждый взгляд и жест её ловя;
Грызлись меж собой и даже выли,
Заглушая щёкот соловья.

На скамейке дама восседала.
Сердце билось просто на износ.
И метель из пуха заметала
Смоль её уложенных волос.

Наши взгляды встретились, и ближе
Я решился к даме подойти,
Наблюдая, как ей руку лижет
Волкодав массивный лет пяти.

На меня вся свита зарычала:
Как ты, мол, приблизиться посмел?!
Взмах руки — и свита замолчала.
Пригласила, и я рядом сел.

И она сказала мне: «Не бойся
Слуг моих — и будешь им как брат.
Только мне душой своей откройся,
И тогда вновь станешь ты богат.

Знаю, сколько ты раздал-растратил.
Знаю, — ты пришёл издалека;
Был ты барин, был ты и старатель.
И в награду — вот моя рука...»

Я сказал: «Мне ничего не надо!
Всё, в чём я нуждался, — получил.
Жаждал я твоим упиться взглядом..,
А теперь я жажду утолил.

А моя душа тебе открыта!
Ты в моих глазах её читай.
Много рождено в ней и убито...
Растопчи ж её — и вновь создай!»

Вата пуха бешено летела,
Снегом оседая на листве.
Мне в глаза волшебница смотрела.
Я тонул в прекрасном волшебстве.

И её рука в моей лежала.
По спине то жар, то холодок...
И моя рука слегка дрожала,
Словно сквозь неё проходит ток.

Псы скулили и хвостом виляли,
Будто бы признав меня «своим».
И возней друг друга забавляли,
Предоставив нас себе самим.

Вдруг она сказала: «Что ж, довольно!
Мне пора. Не смею опоздать.
Было мне в душе твоей раздольно.
Очень жаль её мне покидать.

На декабрь я июнь меняю:
Там, где вместо пуха снег кружит;
Там себе весь мир я подчиняю;
Там мороз дворец мой сторожит.»

— Нет, не уходи! А раз уходишь,
То меня с собой туда возьми.
Сколько лет с ума меня ты сводишь!
И теперь таким, как есть, прими...

Суждено замёрзнуть мне? — Замёрзну!
Ты сама мне сердце заморозь.
Пусть, быть может, для всего мне поздно,
Только ты меня таким не брось!

— Нам не по пути. Я обжигаюсь
О жаровню сердца твоего.
Нет, прости! Сгореть я опасаюсь,
А проститься — крайне тяжело...

Мы еще увидимся с тобою
Там, где нет ни жара, ни снегов.
Соглашусь я стать твоей судьбою,
Если будешь к этому готов

Ты тогда. А нынче... слишком рано.
На пустое сил не расточай.
Не ищи в словах моих обмана.
Помни обо мне! Прости. Прощай!

Дунул ветер, и она взлетела.
Вкруг её образовался смерч.
Стая кобелей не оробела
И, чтоб госпожу свою сберечь,

Бросилась в столб смерча. Всё исчезло.
Тихо ветер по листве шумел.
И эпоха новая воскресла,
Только я застыл и онемел...

А когда оцепененье спало,
Засверкал вдали закат-атлас,
Тяжело моей ладони стало —
В ней чернел невиданный алмаз.

Что это? Проклятие? Награда?
Едкая насмешка? Льда кусок?!
Я хотел смеяться до упада,
Проглотив рыдания поток...
. . . . . .
В том июне снегом пух кружится
До сих пор в палящем свете дня.
В том июне мой алмаз хранится.
Только в том июне нет меня...