Дед. Дополнение в главу VI романа ЗОНА

Отца и дедушку забрали
При Керенском под Петроград,
Чтоб те окопы там копали
И массу строили преград.
Ведь немец наступал на город,
И брали всех туда копать,
Кто слишком стар был иль молод,
Чтобы на фронте воевать.
Хоть царь был свергнут, продолжали
Буржуи страшную войну,
Как прежде, их снаряды рвали
Живых солдат и тишину.
Россия кровью истекала
На поле смертном боевом,
Её лакала капитала
Гиена жадным языком.
Всё было мало той зверюге,
Сменившей царское зверьё,
Ведь превращалась в жутком брюхе
Кровь эта в злато у неё.
На новой барщине трудились
Отец и дед мой у господ,
Знать, в крепостных преобразились,
Каким был прадед мой Федот.
И помнил мой отец спиною
Господ Федота злую плеть,
Её казацкою рукою
При Керенском взметнула смерть.
Живуч господ обычай древний
Драть русский люд, как и теперь…
Не так давно, ещё в деревне,
Ударили приклады в дверь.
Отец и дед вскочили в страхе:
Бандиты, что ли? Что тут красть?
Нет, то казацкие папахи –
Демократическая власть
Вломилась серою толпою,
А лиц у них как будто нет:
Тогда куриной слепотою
Страдали мой отец и дед
От голода. Был день, но в хату
Не проливался свет его,
И только солнышко – к закату,
Больной не видит ничего.
Держась за стенку, за кусточки,
Не видя вечером ни зги,
Они с берёз сгрызали почки
И тем спасались от цинги.
И деду тут допрос устроен:
Скажи-ка, где твой старший сын?!
Стал дезертиром русский воин!
Не здесь ли где-то Константин? –
(Я в честь его отцом был назван).
Старик: «Не знаю ничего…» –
– Ах, врать? Так будешь ты наказан!
А ну-ка, расстрелять его! –
Успели в деда уж вцепиться
И – точно: тащат на расстрел…
В углу переднем на божнице
Сам кроткий Спас оторопел.
Поскольку отменили власти
Недавно слово «господа»,
И люди получили счастье
Стать гражданами навсегда,
Отец мой: «Граждане, – от страха
Провыл, – как можете вы так?!»
Тут по спине нагайкой ахнул
Демократический казак:
«Вот ты за «граждан» получи-ка!
Как ты господ назвать посмел?!.»
От боли нестерпимой, дикой
Отец мой до полу присел…
Ведь в самом кончике нагайки
Зашит свинцовый шарик был.
Такими ряженые шайки
И нынче наш смиряют пыл!..
Отца казаки удержали
В избе… И вдруг – ружейный залп,
Такой, что окна задрожали,
И сам себе отец сказал
Беззвучно мёртвыми губами:
«Убили батьку палачи!»
Он впился в белый свет зубами,
Как в жизнь… Но новый залп звучит.
Решил отец: «Добили, значит,
Зверюги, злыдни, старика…
Была нетвёрдой не иначе,
Как спьяну, у стрелков рука…»
Но – третий залп!.. Белее мела,
Глядит с иконы Божья Мать…
Неужто впрямь, убивши тело,
Им нужно душу расстрелять?!.
И вот опять ввалились в хату,
Точь-в-точь копытами звеня…
Теперь убить выводят папу,
А с ним – грядущего меня…
Он тело батьки ищет втуне…
Вознёсся с телом к вышине?..
Тут притащили сына к пуне *),
Спиной поставили к стене…
– А ну, скажи, – горелкой**) дышит
В лицо казачья злая пасть, –
Где брат?! – «Он нам давно не пишет…
Боюсь, на фронте мог пропасть…»
– Ах, так! Не скажешь – расстреляем!
Готовьсь! – Тут глянули стволы
В глаза, лучившиеся маем,
Как смерть, безжалостны и злы.
Так жить хотел! Глаза зажмурил…
– Пли! – Пули все – над головой,
Лишь русые покрыло кудри
Ему древесною трухой.
Из ран она струилась пуни…
– Где брат? – «Его ищите вы!..»
И в брёвна вновь вонзились пули
Чуть-чуть повыше головы…
И в третий раз враги стреляли…
– Нет, ничего не знает он! –
И прочь убийцы ускакали,
Повсюду укреплять закон.
«Но где же батька, где убитый?
Ах, вот он в пуне… Жив, хоть слаб!..
Его связали там бандиты
И в рот ему воткнули кляп…»
А позже весть явилась к деду:
Был Константин не дезертир,
В бою не за свою победу
Был ранен и покинул мир…
…Так вспоминал отец, копая
Окоп. Но в рельс стучат – обед!
Свою бригаду догоняя,
Спешат к столу отец и дед.            
А на столе котёл дымится,
И в ноздри дух похлёбки бьёт.
Вокруг котла народ садится,
И каждый ложку достаёт,
Как благо, из-за голенища,
Ведь без неё как можно жить?
Хотя глазам доступна пища,
Да рту её не ухватить!
Тут стукнул ложкой деревянной
Котёл по телу бригадир,
То был сигнал: начать желанный,
По-деревенски строгий пир.
В котёл все ложки погрузили
И ртам неспешно поднесли.
Похлёбку молча оценили,
При этом губ не обожгли.
И стали ждать совсем немножко.
Вновь по котлу командный стук,
И снова каждый тянет ложку
К похлёбке чинно и не вдруг.
Когда ж на дне осталось мясо,
А по краям его жирок,
То каждый медленно, не сразу
Взял равный всем другим кусок…
Так всё они окопы рыли…
Но для того ль дана им жизнь?
А может, то могилы были –
Похоронить капитализм?!.
…Но заболел мой дед-трудяга,
Домой отпущен – слишком слаб,
А сын остался рыть. Однако
Авророй прогремел Октябрь.
Но Беларусь досталась немцам –
То был «похабный Брестский мир»…
И стал отец красногвардейцем,
И был матрос их командир.

------------
*) Пуня – белорусский сарай (с одной стороны коровник, а с другой дровяной склад)
**) горелка – водка (белорусск.)

1-2 ноября 2018 г.
Москва.
На фото: мой дед, Фёдор Федотович Ковалёв,
1927 год.

Эта новая главка вставлена в главу VI "Страна-психушка" романа "Зона":
http://stihi.ru/2009/11/11/974


Рецензии
Дорогой Константин Фёдорович!
Вчера прочла Ваш новый шедевр, но хотелось собраться с мыслями, чтобы написать Вам. "Любовь к отеческим гробам" больше всего отличает людей от животных. И чёрствость от чуткости. Как зримо и живо Вы описали своих родных - простых крестьян с их изумительной стойкостью и достоинством. И какой противоположностью выглядят рядом с ними усердные холопы с нагайками! Вы очень тонко и мастерски вплетаете в текст о событиях столетней давности мысли о современной нашей действительности:

"Такими ряженые шайки
И нынче наш смиряют пыл!"

Ваше глубокое понимание простого человека из народа в описании обеда меня просто изумило. В каждой строке - целая энциклопедия норм жизни обычных крестьян. И деревянная ложка, и одновременное, неспешное погружение в общий котёл:
"В котёл все ложки погрузили
И ртам неспешно поднесли"

(Приходилось видеть, как торопливо и жадно лезут нынешние, не замученные трудом и голодом на каких-нибудь застольях за куском пожирнее и побольше).
И то как " медленно, не сразу", берут "равный всем другим кусок".
Сколько в этом достоинства и внутренней силы и уважения к ближним.
Впечатляют и конечные строки. Они как бы объясняют закономерность, не случайность становления красногвардейцем человека, много испытавшего и сделавшего сознательный выбор.
Благодарю Вас за этот фундаментальный труд.
Здоровья и счастья вам желаю! А ещё широкого признания.
С безмерным уважением.

Мунира Ермолова   03.11.2018 14:24     Заявить о нарушении
Спасибо, Мунира, за прекрасное исследование моей новой главки!

Очень рад, что Вы заметили мою реплику о том, что, как реакционные казаки били нагайками людей, так и теперь ряженые "казаки", живущие почему-то в Москве и в других хороших городах России, а не там, где они всегда обитали, то есть на бывших окраинах царского государства, как то: на Дону, на Кубани, на Урале, в Сибири, избивают теперь при наигранном бездействии власти митингующих девушек, подростков и стариков, например, на Пушкинской площади. Кстати, тогда было выяснено, что их "станицы", то есть подмосковные военные поселения субсидируются властями.

Мне очень приятно, что Вы обнаружили в сцене обеда бригады крестьян народную традицию. А ведь верно: папа рассказывал, что и дома в родной хате мой дед и четверо сыновей и две дочери (мать умерла молодой, когда папе было 5 лет, то есть 1904 году) садились за стол, на который выставляли из печи котелок борща. Все тоже одновременно черпали по ложке борщ, а их отец, мой дед, следил, чтобы никто не хватал чаще других. Потом на дне оставалось вкусное мясо. Все склонялись к котелку и брали по куску. И если кто-то из мальчишек хватал следующий кусок, когда все ещё ели предыдущий, дедушка мой спокойно облизывал ложку и щёлкал ею по голове нарушителя древнего обычая, идущего от времён первобытно-общинного коммунизма, когда славяне жили без государства и были во всём равны, как и должно быть при коммунизме по Марксу и Ленину, а не по Сталину, который договорился до того, что государство может сохраняться и при коммунизме!.. Но ведь государство - это аппарат насилия класса вооружённых эксплуататоров (и при сталинском социализме!) над эксплуатируемым рабочим большинством. Но ведь при коммунизме не должно быть классов (как было и у нас при первобытно-общинном строе, когда не было богатых и бедных). Значит, Сталин считал, что при коммунизме могут быть класс привилегированный из партбюрократов и класс трудовой, ими эксплуатируемый, а также все составные элементы аппарата насилия: чиновники, полиция, армия, внутренние войска, тюрьмы, надзиратели, палачи и пр. И конечно же "вождь", который всеми правит. Он с конца 1924 года считал, что социализм может быть построен и в одной стране, то есть со всеми перечисленными удовольствиями. Маркс, Энгельс, Ленин, Троцкий и вся партия считали, что социализм, то есть общество равных людей без классов, без армии и госаппапрата возможен только тогда, когда в большинстве крупнейших стран мира к власти придут трудящиеся и одновременно перейдут к постепенной ликвидации своих государственных аппаратов насилия. В одной стране это невозможно, так как её, не имеющую центральной власти и армии, тотчас же захватят капиталистические соседи. Нам приятно знать, что наш народ в древности дольше других сохранял в своих деревенских общинах такие признаки первобытно-общинного коммунизма.
Ой, извините за "лекцию": я сел на своего любимого конька!..

Я увидел, что Вы стали снова писать стихи! Приду в гости!

С уважением,
Ваш Константин.

Константин Фёдорович Ковалёв   05.11.2018 23:47   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 3 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.

В субботу 22 февраля состоится мероприятие загородного литературного клуба в Подмосковье в отеле «Малаховский дворец». Запланированы семинары известных поэтов, гала-ужин с концертной программой.  Подробнее →