Послесловие. 5

                V
    «Кто совершил добро, тому добро – награда, кто совершает зло, тому наградой – зло».
    Миром правит Совершенство, но сколь далеки от Правителя его подданные! Человек – слуга двух господ: Бога и греха, и в каждое «я» априори заложена мера добра и зла. Бог дал человеку исключительные возможности, но тот настолько убог, что оказался не способным использовать даже ничтожную часть их. Библейская притча о грехопадении (как, впрочем, и вся Библия) – история бесплодных попыток Бога воплотить в человеке Божественную сущность и, более чем успешных, поисков человека найти как можно больше способов удовлетворения низменных страстей и получения материальных благ. Добродетель – скучна и малоинтересна, зло же красочно, но не должно и не может быть добрым общество, в котором выхолащиваются понятия зла и греха. Пороки и грехи – как эпидемия: с ними не рождаются, но ими очень легко заразиться. В каждом пороке хоть один грех (а чаще несколько) да уж найдётся. Ложь, фарисейство, властолюбие, гордыня…. – вон, сколько нечистой силы сидит в человеке! И лишь от неё все грехи и беды человеческие.
   Всю жизнь нас сопровождает страх: с ним рождаемся   и уходим; он – причина развития и стагнации; он может стать источником, как веры, так и атеизма… По сути, страх – это пред греховное состояние, ведь мы всё время боимся разоблачения хотя бы того, что занимаем не своё место. Но жить одним только страхом (пусть это даже страх перед Богом и будущим наказанием) невозможно, а потому бесперспективно запугивать человека Богом, да и что его пугать, если и так страхов в нём – «выше крыши».  «Бог накажет» - звучит как аксиома, как будто у Бога нет более актуальных забот, нежели воспитывать своё чадо. Безусловно, нас страшит возможное наказание, но любое наказание бессмысленно, потому что наступает в тот момент, когда исправить ситуацию уже невозможно. Бог словно смеётся над потугами человечества продлить собственное существование: на смену одной болезни приходит другая, еще более смертоносная; когда и где недостаточно эпидемий - за работу принимаются природные катаклизмы; а уж войны люди ведут по собственной воле и с большой охотой… Практически в каждом поколении «восстают народы на народы и царство на царство», происходят «землетрясения по местам, глады и смятения, восстают лжехристы, а лжепророки дают знамения и чудеса». Но никакие катаклизмы, будь то экономические, политические или природные, не являются прямым Божьим наказанием, они скорее указ: что-то у вас там, ребята, не так происходит. Нужно только понять, что не бывает «иных» времён – во все надо изгонять бесов, очищать храмы от торговцев, заставлять богатых делиться с бедными. А ещё: разрушать вавилонские башни, уничтожать Содом и Гоморру…, и далее, по всему списку. А ведь у человеков существенно больше возможностей сделать доброе, чем злое, ведь по-настоящему тяжких грехов, по сути, не более десяти, а доброта не ограничена никакими числами.
    Каждое движение, производимое человеком, - предвестник греха. Грех изобретателен, в то время как добродетель проста. Стал общим местом тот факт, что мир идёт куда-то не туда, но при этом, мало, кто способен признать собственные прегрешения и недостатки. Не предотвращает Бог проступков наших, пусть и самых греховных, поскольку не Божье это дело – руководить человеком и предопределять его путь. Подарил Он жизнь, полную смысла и воли, и за то спасибо, а «не делать зла» - первый шажок на обратном пути к Всевышнему! Следы от грехов, благоприобретённых и «подаренных» предками, несёт только плоть («от свиньи родятся не бобрёнки, а всё поросёнки»), но никак не душа, которая наследует непогрешимому Духу. «Списки» доброго и злого изначально заложены в наши души, и у каждой этот список - свой. Добродетельность, в отличие от греховности, требует серьезных усилий, при этом праведные и грешные, выходя из одного пункта, и идя по разным путям, в конце концов, всё равно сойдутся в одной конечной точке. Нужно только помнить, что делая кому-то назло, собственного здоровья не поправить, а если «хочешь отомстить – вырой две могилы»…
    Сказано Иисусом: «… из сердца исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления…». Самое большое лицемерие - признавать первенство духа, но  при этом стремиться ублажить только свою плоть. Лицемерие способно рядиться во многие одежды: любовь, скорбь, сочувствие, уважение, доброту, но только правда способна усмирить дух.
             «Кто неправду зачал,
              тот забеременел злом
              и рождает ложь».
Правда и ложь расположены по разные стороны истины на бесконечно малом расстоянии, которое возможно и есть жизнь. Уважение правды нравственно, а говорить правду – наиболее экономичный способ существования в человеческом обществе (в нечеловеческом же лжи нет вовсе!). Даже самая малюсенькая правда – часть той самой большой Исходной, а потому искажая эту махонькую, мы меняем что-то и в большой. Если препарировать грех, то обязательно обнаружится ложь, и не будет толку в деле, во главе угла которого она стоит. Ложь не может служить строительным материалом. Хотя порой она может быть и во благо, если произнесена во избежание причинения лишней боли ближним, и то только в том случае, если не служит средством получения благ, пусть даже в виде морального поощрения. Но очень трудно, если вообще возможно, удержать «ложь во благо» в её собственных рамках. В душе неправды нет, поскольку не придумать ей того, чего нет. Но нет в душе и всей правды, поскольку нет всего в одном, только если это одно – не Бог. Искренность – жизнь души, ложь и лицемерие – её смерть, и «нет зла, которое не мог бы совершить человек, говорящий ложь…»
    «Я» несёт в мир волю и разум, а «моё» - ненависть и страдания. Человека очень беспокоит то, что он оставляет «здесь», но ему почти безразлично то, что он заберёт «туда». Тяга к накоплению – это хроническое заболевание, и  «тридцать серебряников» за жизнь - не бог весть какое уникальное явление: предавали, убивали и за меньшие деньги. Максиму: «За всё нужно платить!»  человеки восприняли буквально и привели свои отношения с Богом к денежному эквиваленту, а «божьи наместники» во все времена и весьма охотно принимали такую форму оплаты за грехи людские (человека и рай-то интересует только тем, насколько там будут удовлетворены его запросы). Богатство – не грех, но очень серьёзное испытание! Денежные знаки выступают в качестве символов жертвоприношения. Бедному не обеднеть, а богатому не стать ещё раз богатым, но что-то не слышно даже реплик: «а, собственно, зачем Богу наше злато, как впрочем, и все иные жертвования?». Богатство и сытость порождают безразличие, и уж совершенным диссонансом с ними выступает такое подзабытое понятие как совесть. Мало веры в обществе, где быть бедным едва ли ни преступно, но, ведь, уже давно сказано: «...Даром получили – даром отдавайте». Не бедность делает человека недостойным, но страх перед бедностью, как, впрочем, и безудержное стремление к богатству. Даётся человеку ровно столько, сколько он способен потратить, Бог помогает слабым и нищим, а сильные и сами смогут справиться. Богатство живёт там, где прозябает бедность, но отсутствие богатства совсем не предполагает отсутствие и бедности. Чем дольше длится благополучие, тем длиннее список грехов, тем больше армия грешников. Вещизм – заразная болезнь, порождённая голодными временами, притом, чем выше пище-вещевая доступность, тем ниже запрос на гордость, честь и порядочность (не может быть случайным созвучие слов продать и предать). Если человек занят, исключительно, строительством собственных дворцов и накоплением богатств, ему некогда думать о смерти, а значит и о будущем. Богатство может быть приравнено к холодному оружию: в неумелых и неумных руках оно способно привести к тяжелейшим последствиям. У богатых значительно больше соблазнов, с которыми так тяжело бороться, особенно, когда и жажды борьбы-то нет, и легче представить, что бедный откажется от миллиона, нежели богатый от  копейки.  Именно в «тучные» годы нравственность особенно склонна к порче, ибо в самой сущности богатства спрятана ложь; и даже обретение его невозможно хотя бы без капельки лжи. Но:
                «Богатство только глупого убьёт,
                а кто из своего добра
                расходует на бедных и сирот»,
                подобен колоску тот, из зерна
                которого сто зёрен в урожай взойдёт.
    Хотя сожительствовать со своей совестью совсем не просто, чаще всего только она становится критерием добродетельности и греховности. Зло – движущая сила материального мира, а добро – духовного. Грех многолик, а у добра – одно лицо. Зло понятнее, т. к. последствия вреда видны сразу, а благоприятное воздействие добра надо ещё суметь оценить. Зло - плотоядно, а добро – духотворно, но, в тоже время, если бы не нужен был Богу человек со всей его грехами, то давно уж не сыскать того было бы на планете этой. Совершая грех, мы обманываем либо самих себя, либо природу, либо Бога. Абсолютного зла (как и греха) не существует, но есть цепь поступков, приводящих к недоброму результату. Мы просим Бога, чтобы отвратил нас от греха, но с постоянством, достойным лучшего применения, вляпываемся в ситуации, ведущие напрямик к греху. Все страдания и боли человеческие сохраняются в Духе и порождают новые страдания и боли, но добро и зло – величины постоянные, и чем больше «я» существует на данный момент, тем меньше как доброго, так и злого достаётся каждому из них. От переизбытка отрицательной информации человек теряет способность адекватно реагировать на горе и трудности ближнего, забывая, что боль чужой души – это боль и собственной, ибо любая душа – частичка Бога. Сказано в Писании: «Кто благополучен, смеётся над бедствием, и кто крепко стоит – над пошатнувшимся», и, казалось бы, значительно проще, покойнее и даже счастливее жить без стремления к власти, богатству…, но греховная жизнь нам всё равно слаще.
    Вне человека не существует ни зла, ни добра, но «…не послал Бог Сына Своего в мир, чтобы судить мир, но чтобы мир спасён был чрез Него». Чем более эгоистичен и безнравственен человек, тем более он вопиет о любви к ближнему, человечеству и Богу, при том, что с особым удовольствием он обижает ближних своих. Видимо потому, что только такая обида легче всего доходит до цели. Зло пожирает сильнее, чем огонь, а  мы, ничтоже сумняшеся, обвиняем Бога в излишней жестокости по отношению к себе и своим близким, хотя сами не готовы ради них поступиться и самой малостью. Редко кому удаётся сдать экзамен на терпеливость и всепрощение, ибо в доброте самое трудное – быть конкретным. Милосердие - только для милосердного, дань – для дающего, прощение – для прощающего… Чтобы быть прощённым, надо постоянно быть готовым к прощению, но идея всепрощения крайне тяжело приживается потому, что уж больно много зла накопили в себе прощаемые. Способность прощать  - самая трудная из добродетелей, но бессмысленно просить прощение, не испытывая чувства вины, ибо это есть лицемерие. Нас «хлебом не корми», но дай обидеть ближнего своего, причём, чем он ближе, тем больше «не корми».
    Греховность ограничена, поскольку нет ничего такого, чтобы ещё не испробовал человек, но добродетель безгранична, поскольку нет предела совершенствованию. «Кривя душой», мы причиняем боль ее Хранителю, а «испорченные» души Господь прижигает, как прижигают раны на теле, чтобы предотвратить заражение всего организма, ибо, как сказано в Писании:  «Кто зол, тот зло и творит». 
                Вовек грехов своих нам не избыть,
                И на Суде нам не закрыться ложью,
                Нас  только Бог способен защитить,
                Так не Его ж бояться должно…
Бог не наказывает (и, уж тем более, не преследует) грешника, но лишь приостанавливает его защиту, ведь если бы Бог воздавал человеку за деяния его немедленно, то давно уже не существовало и понятия такого как «человечество». Мы же, в свою очередь, бесконечно умножаем потенциальные источники смерти и при этом удивляемся: почему в геометрической пропорции увеличивается количество катастроф и их жертв.
     Все искушения – от самого человека, и только нежелание самому себе в этом признаться, заставляет того придумывать внешние силы, желающие непременно сбить «дитя Божее» с пути истинного. Но грех может победить только внутренняя убеждённость. Сколько уже из-за грехов погибло людей, народов, стран, а всё нам кажется, что это не про нас… Не дано нам узнать: природные ли катаклизмы возникают из волны всеобщей греховности, злобы и ненависти, либо сама природа так реагирует на всеобщее несовершенство. А может быть природные стихийные бедствия – это стоны душ убиенных, и чем больше этих бед, тем сильнее стоны. Но считать природные катаклизмы исключительно наказанием за человеческие грехи есть проявление язычества. Притча о Содоме и Гоморре – прямое свидетельство того, что наказание за грехи – дело исключительно Божее, а человеку оставлен только поиск Пути и добра в себе, хотя печать Каина останется даже на последнем из людей. Нет другого способа найти прощение Божее, как искать прощения у ближнего своего, но искупить прегрешения возможно только самому, никакие посредники в этом вопросе помочь не способны. Прощение служит границей добра и зла, ада и рая, но, чаще всего, и к великому сожалению, воспринимается только, как попытка избежать будущего наказания, а не как способ предотвращения будущих грехов. Возможность оплатить свои грехи уже в этой жизни – не это ли счастье?
     Запреты от Плоти конкретны: «не ешь свинину» (в жарком климате она быстро становится ядовитой), «не употребляй алкогольных и наркотических веществ» (во избежание быстрой деградации), «око за око» (в отсутствие государственных институтов)... Запреты от Духа всеобщи и универсальны: «не убий, не кради, не суди, не сотвори себе кумира…». Не наказывает Господь душу за слабость плоти, но лишь за слабость духа, а первые, кому придёт наказание – из числа жаждущих зрелищ, но не хлеба.  Человеческий суд ничтожен перед Божьим, и не человеков это дело – судить о вине перед Богом и, тем паче, вершить Его правосудие, ибо гордыня властвует над судящими и вершащими, а гордыня – одна из троп лжеца. Не столько Бог создает человека «по образу и подобию Своему», сколько сам человек создаёт себе кумиров по представлению своему и мерке своей, даже если от «избранных» изрядно попахивает гордыней. Но, даже сама мысль, что Бог тебя лично наказывает или поощряет уже есть гордыня.
     Чем сильнее боремся с искушениями, тем настойчивее ищем с ними встречи. Невозможно точно определить границы греха, а потому недопустимо оценивать его «малость». Но, как минимум, не делать другим плохо – не так уж и мало для начала; или не злиться, чтобы не пришлось мстить впоследствии; или не обижаться, ибо обида – это скрытая гордыня, которая, в свою очередь, – хорошая база для формирования презрения и пренебрежения.
                Умерь гордыню
               (Да и чем тебе гордиться?),
                Он может в миг всех уничтожить нас,
                И на Земле другим позволит народиться,
                Которым Он иной назначил час.
                Дела чужие и чужие лица,
                Что им до нас? - о прошлом не скорбят;
                А круг земной опять возобновится,
                Как он возобновлялся до тебя.
     Гордыня и смирение находятся на границе добра и зла, только по разные её стороны. Что толку гордится: своим именем, если оно по сравнению с Высшим – ничто; своим имением, если оно по сравнению с Вечным – ничто; своим умением, если оно по сравнению с Бесконечным – ничто? Глупо гордиться своими добродетелями, потому что даются они, прежде всего, проведением, природой, воспитанием и обстоятельствами. И уж нет ничего глупее борьбы с глупостью, ибо «самыми умными и лучшими» переполнены психиатрические больницы, а уж если не получается сделать умное, надо постараться хотя бы не делать глупостей.
     Мир несовершенен, но таков он всегда, а добро и зло, в противостоянии друг другу, являются источником развития. Грешный, но ищущий веру, для Бога милей, хотя бы потому, что праведному нет необходимости искать новые пути. Не сотворяй кумиров, чтобы не подчиняться; не проси, чтобы не остаться должником; не суди, чтобы не быть судимым; не обольщайся и не лги, чтобы не обманываться и не быть обманутым… Но без колебаний верь, люби, надейся! Вокруг каждого - Бог, но как же далек человек от Царства Божьего!
       Хоть греховность из человека не изъять никакими способами, нельзя с ней не бороться, ибо
              «… не бывают счастливы грешники…»