Самая искренняя нота
А тем временем по дороге к Лизавете шёл пожилой человек по имени Пётр Николаевич. Спина его едва разгибалась, но это не мешало ему замечать то, что было вокруг. У него был очень тонкий слух, который охватывал и сигналы машин, и трели птиц, и биты из кафе. Особенно Пётр Николаевич любил задавать тон от всех услышанных им звуков. Так рождалась его музыка. И она была самой настоящей, потому что соприкасалась с самой жизнью. Не с её иллюзией или фантазией, а именно с той правдой, от которой так хочется спрятаться. В его озеро - синих глазах перемешивалась леденцовая радость и стеклянная грусть, конфетное озорство и туманная серьёзность. Для каждого, кто к нему подходил - всегда подбирал нужное слово, будто оно было завёрнуто в специальную салфетку и лежало в кармашке на особый случай. Именно поэтому его очень любили дети, а взрослые... А они просто так не умели.
Но вот Пётр Николаевич наконец-то добрался до дома его ученицы. Звонок. Долгий и протяжной. "Ага, это ля - минор... " - подумал седовласый учитель.
Дверь открыла мама - Ирина Фёдоровна:
- Здравствуйте, дорогой Пётр Николаевич! Мы вас заждались! Лизавета так и играет без конца и как всегда что-то там бормочет...
- Здравствуйте, Ирина Фёдоровна! О, не говорите так! Это ведь муки творчества, а если они есть, то дело идёт в гору. А подниматься, ой как нелегко... Сами ведь знаете.
- Да знаю - знаю... Это я так, к слову... Ну, вы проходите, раздевайтесь.
"К слову... Как много пустого и одновременно колкого мы говорим " к слову "..." - подумал Пётр Николаевич, но ничего не сказал.
- Лизавета, Пётр Николаевич пришёл! Иди, поздоровайся, пожалуйста. - окликнула Лизу Ирина Фёдорвна.
- Добрый день, Пётр Николаевич. - грустно Лизавета произнесла заученное приветствие и в реверансе наклонила голову.
- Добрый день, милая Лизавета! Как твоё настроение?
- Сойдёт. - ответила Лизавета
- Лизавета, что за тон? - влезла Ирина Федоровна
- Что вы, что вы! Всё хорошо, Ирина Федоровна! Просто Лизавета сегодня подобна белоснежному лебедю, плавающему по изумрудному пруду , но думаю, что даже несмотря на её лебединую неприступность, занятие пройдёт хорошо, правда? - улыбаясь сказал Пётр Николаевич.
- Правда. - робко, но тоже улыбаясь ответила Лизавета.
-Ну хорошо, ступайте, а то мне ещё нужно подготовиться к приёму. У нас сегодня особые гости. - сказала суетливо Ирина Фёдорвна и направилась в гостиную.
Пётр Николаевич и Лизавета прошли в комнату, где они не просто заучивали гаммы, а знакомились с Шопеном, Чайковским, Григом и другими композиторами. Благодаря Петру Николаевичу, для Лизаветы эти фамилии были не только известными, но и родными. Ведь можно играть блестяще их произведения, но грош будет цена тому, для кого автор так и остался мёртвым гением.
- Милая Лиза, кто посмел вас так сильно огорчить? - нежно спросил Пётр Николаевич
-Да никто, Пётр Николаевич, ни-кто. Просто я очень не люблю этюды. Простите меня, пожалуйста. Учить их скука смертная.
- Что же будем тогда делать?
- Не знаю.
- А ведь этюды так любит ваша мама...
- Я знаю, знаю! Но... Эх!
У Лизы наполнились её лазуревые глаза слезами и обычно, как воспитанная леди, она не позволяла себе подобного вольничества, но сегодня был не тот день и, схватив подушку, она упала на кровать и пролила всю ту скопившуюся боль, которую ей приходилось сдерживать, чтобы никого не тревожить своими, как ей казалось, бестолковыми переживаниями, которые наоборот были самыми существенными, если так ранили её ещё такое юное хрупкое сердце.
Пётр Николаевич сел рядом с ней, но ничего по - началу не говорил, а лишь легонько поглаживал её густые каштановые волосы. Потом спустя некоторое время сказал:
- Дорогая Лизуша, есть вещи, которые мы искренне не понимаем. И наверное в этой жизни и не поймём, как бы ни старались. Но ведь всему своё время. До некоторых ответов нужно дорасти. Вот ты думаешь, что если у меня седые волосы, то я всё - всё на свете знаю и понимаю? Нет, милая моя. Иногда я смотрю на тебя и мне кажется, что мы с тобой ровесники. Только у меня нет этого чудесного розового платья с цветочками, вот и всё.
Лиза перестала плакать и немного повеселела, но молчала.
- Лизонька, - продолжал Пётр Николаевич, - как говорится в известной нам с тобой песне "жизнь не сахар, а смерть нам не чай", но кто сказал, что мы не сможем сделать домашнее мороженое из тех пломбирных впечатлений, что у нас есть?
- А как же это сделать, если обстоятельства, словно болотные оливки?
- Ой, тут нужен особый рецепт! Ты знаешь, мне кажется, что нам поможет сейчас пудра добрых воспоминаний и, конечно же, "Сладкая грёза " Петра Ильича Чайковского!
- Да, точно! Я очень люблю это произведение!
Лиза вскочила с кровати, достала с верхней полки сборник П. И. Чайковского, поставила ноты на пюпитр и с наслаждением начала играть. Её глаза блестели, словно серебряные сверкающие звёзды, а руки плавно плыли по клавиатуре, словно "барашки" моря.
Пётр Николаевич с упоением и вдохновением слушал его одну из (так же как и Лизаветы) любимых композиций.
Финальный аккорд.
- А знаете, Пётр Николаевич, - сказала Лиза, - "Сладкая грёза" - очень светлая, но... всё же печальная.
- Как и вся наша жизнь, дорогая Лиза... В ней есть как и весёлая нота, так и грустная, но именно грустная звучит гораздо менее фальшиво, чем все остальные.
- А почему?
- Потому что грусть человека ведёт с самого рождения, и вольно - невольно к ней надо привыкнуть, принять.
- Зачем? Ведь от грусти становится плохо!
- Не всегда. Грусть помогает нам понять того, кто рядом. Её как и радость тоже нужно уметь разделять,чтобы было не так тяжело.
- Кажется я поняла, но не совсем...
- Ох, милая Лиза, поверь, всё ещё впереди! Скоро ты поймёшь, что радость и грусть, как две реки всегда смешаны в один океан и они обе нужны человеку. А пока сыграй, пожалуйста, домашнее задание. Всё же нам нужно с тобой идти дальше, покорять горные вершины.
Лиза села за инструмент и стала играть заданные этюды. Она ещё не знала, что её ждёт в будущем, но плакать ей уже не хотелось. Она понимала, что нужно время и поверила, что оно когда - нибудь настанет. Пожалуй, сегодня это был её самый главный урок.
Свидетельство о публикации №118103107071