Китайские фарфоровые вазы

Был у моей зимней бабуши родной брат-дядя моего папы. Мои родители называли его дядя Федя.
Помню его, очень высокого, статного мужчину с широкими плечами в дорогом, шерстяном костюме. Был он важным начальником, не помню конечно над кем начальствовал. Женой его была тетя Надя, она была изящная, красивая женщина с выразительными глазами и тихим голосом. Детей они не нажили и не очень то любили и чужих.
Жили в большом достатке по тем  временам...хорошая квартира в центре Ленинграда, обставлена старинной мебелью, на стенах картины маслом, в буфетах дубовых красивый фарфор, резной тюль ручной работы на огромных окнах и дубовый паркет темный.
Бабушка лишь раза два брала меня с собой, когда навещала брата.
В длинном коридоре горничная выдавала нам с бабушкой мягкие, войлочные тапки и я скользила в них по натертому паркету, боясь их потерять.Обедали мы в большой гостиной комнате за овальным столом, почти по-царски сервированном.
Во главе стола сидел дядя Федя и не глядя в мою сторону задавал мне вопросы, не дожидаясь ответов переводил разовор с сестрой. Я ерзала на мягкой подушке стула с изогнутыми ножками и держа в руках нож и вилку аккуратно разрезала на кусочки пышную телячью котлету. Должна была соответствовать.
Отобедав с многочисленными подачами блюд не хуже ресторанных на тонких фарфоровых тарелках, сервированных на белоснежной, льняной сатерти. Мы прощались с хозяевами в полутемном коридоре и нас подвозил до метро водитель, молодой, веселый парень,   на  личной Волге дяди Феди.
Я росла...Наша семья переехала из Петергофа в Ленинград, жили мы на новой квартире, которую выдала папе его работа. Однажды вернувшись домой вечером папа сказал, что умер дядя Федя, а на следующий день после его ухода остановилось сердце и его жены. Прямых наследников  у них не было и имущество досталось государству, можно было забрать лишь личные их вещи.
Я хорошо помню моего папу, когда после похорон он вернулся домой и рассказывал маме про наследство.
Племянник его-сын родной сестры, Саша-свободный художник все хлопоты взял на себя. Папа держал под руки убитую горем свою маму, бабушку мою, а Саша вместе со своей мамой Галей только успевали заворачивать в газеты семейное серебро, облигации, посуду, драгоценности дяди Феди и упаковывали по коробкам. Квартира была почти музеем и "экспонаты" складывались в коробки, которые все не поместились в кузов грузовика и было дополнительно вызвано такси, до которого папа проводил бабушку, еле втиснувшеюся между коробками.
Папа тем вечером тоже привез домой одну коробку единственную, которую ему навязал Саша и долго не мог прийти в себя от картины алчности родных ему людей.
Коробку, перевязанную почтовой бечевкой, мы распечатали лишь через месяц...в ней лежали старые тарелки моей бабушки и две китайские вазы дяди Феди. Красивые фарфоровые вазы, одна из них с ветвями яблони, а другая украшена рисунком маков.
Вазу с маками мама моя подарила мне, когда я вышла в первый раз замуж, осталась она в Петербурге. А другую мама оставила себе. После такую же вазу с маками я увидела в Екатерининском дворце, в Пушкине.
Родственников моей истории уже нет на нашем свете, а я до сих пор помню глаза моего папы, молодого инженера, помню слезы мужские в уголках его  глаз и помню его рассказ, как он держал за руки своих маленьких старших сестер, сидя в грузовике, который вывозил их из блокадного Ленинграда на Большую землю по льду Дороги Жизни...и помню ту красивую вазу с маками, которая осталась в чужом для меня доме, из которого я ушла в никуда, однажды, когда выросли мои дети...ушла с единственной сумкой моих личных вещей немногочисленных...и мне не жалко той красивой китайской вазы...счастье...оно другое...не завернутое в старые газеты и упакованное в картонные коробки...