Сказка для сказочника

однажды во времени,
в королевстве печали
близ Великой реки,
слова звучали
наивным лепетом.
и зимним морозным вечером,
пока в нашем доме
в печи угольки,
с каким-то особым трепетом,
не потухли,
еще искрились,
мы сидели
на кухне,
дрова подбросив.
рождество,
мне восемь,
и я хотел,
чтобы так
и жилось,
и снилось
волшебство:

сжимаешь ладошки,
кидаешь,
как в топку,
растопку в себя -
воск от свечей,
книги,
песни в ключе
минор,
или листья
из прошлого
сентября,
пробуждаешь тепло,
и греешь руки
в самый лютый мороз,
веришь в то, что не зря
и в чудесный грот.
и оттает налет,
превратится в узор
окно.
и казалось, так просто -
идти, когда не осталось опор,
но...
но ты веришь
в тепло, и в рисунки льдом,
это дом,

и здесь оттиски роз,

но

оказалось,
что жизнь - это кросс,
а не просто порыв
к солнцу,
и не каждый обрыв
приводит в бездну.
все так неясно,
все втихомолку,
так долго
и так (без)болезненно.

Город, социум -
это не дом, это тир,
без благородства
эмоций и
без парада в стиле ампир,
просто мы привыкли
к любым махинациям,
не знаем, зачем у игрушек
растут иголки,
еще не дошли до пивнушек,
не разуверились в долге
и не знаем, в кого
здесь стрелять в ответ,
ведь это все бред,
смехотворное зло
(но это не значит, что нас здесь нет,
это не значит, что нас не ранили,
что я выгляжу также, как я одет,
что у голоса то же звучание,
что я не бываю угрюмым).

и белым шумом
вокруг
экран,
дикторы;
тут
столько
бессмысленных слов!
сплошной дурман,
дряная настойка,
и, похоже, придется пить.
но я так хочу хоть кому-то светить!
просто постольку-поскольку.

но все эти клоуны
не двинутся с мест
чтобы не ворошить
нагретое, наверняка.
падальшики, их не изжить,
попробуй занять насест,
и ты уже в тире,
в мире,
где приз за тебя - всего два пятака,
два пятака за призрака.

и ты здесь тоже мишень,
но изредка
выбираешь и роль
стрелка.
до сих пор не пойму,
почему,
но моя мечта
однажды
оказалась
в твоих руках,
я пытался забыть,
не веря всему,
но какая-то нить
во мне треснула.

безразличие -
тоже усилие,
но сейчас,
увы, бесполезное!
даже сродни идиллии.

так что давай,
пока заварили чай,
пока светит гирялнда,
мир осязаем,
а снег засыпает
в мерцаниии окон,
пока мы не видим
холодный и темный мир,
не знаем,
мы спрятались в кокон
в снегах, поездах
и стенах
холодноводных квартир,
на теплых ступенях
наших пристанищ,
послушай - знаешь,
зимой жар огня -
словно крылья,
эти блеклые краски -
мой палантир,
моя Дельфийская пифия!
здесь так тепло,
здесь сказки о мире,
который мы завтра,
другим назло,
себя поменяв,
для других сотворили
таким вот странным.
вчера он
мне снился,
как бег между трав,
щепотка космической пыли,
а сегодня опять
открылись раны,
угли остыли
и только холодных
гирлянд
неон.

и именно он

мне покажет,
что, жизнь, в итоге
все смешает и нам откажет,
и так по-разному
выглядит внешне:
полеты, сны, небес бирюза,
краски, глаза
и, иногда, песни.

Но Бог устал
ему тоже
бывает скучно,
недостаточно,
даже если
люди смеются,
даже если,
изредка, молятся -
то уже напоказ,
обманчиво.
Боже, прошу,
сделай меня
их сказочником,
видишь?
среди труб
водосточных
и крыш -
оловяный солдатик,
на скатах сливных.
ему каждый дождь,
что бывал в этом городе,
вызов бросил.
он то одевается,
как кибальчиш,
то датским принцем
казаться пытается,
это призрак гамлета,
он беспризорник с
железной,
забытой
в провинции
станции!

А мир для него -
это просто
беспорядочный суп всего,
от святых целителей
до боли норд-оста,
комбинация раздражителей,
эмоций и переключателей:
все рестораны, тараны,
осадные башни,
досадные, страшные,
страшно знакомые,
строки про то,
как стихают метанья искателей
и про то, как принцессы, драконы и гномы,
со звоном часов
превратились в наемных рабочих и частных предпринимателей.

ночь подарит
неон нам,
свет мягкий и тусы,
улыбка вампира
в каждом прохожем.
ты видишь, все это
где-то у них под коркой,
или спрятано в коже,
так глубоко, и поверхностно, в то же
время, тянется эта нить.
ты только не унывай -
казаться и быть
суть не одно и то же,
и это еще не рай.

Просто мы жили бесчеловечно
и так долго, что согласились принять его холод,
оставив дневник на скамейке у входа,
я знал - беспокоиться не о чем,
его дождь размоет, ни строчки не дав прочесть.

Но помни вечно, что этот город,
целиком и весь -
провокация,
вечный голод,
коронация злобы,
станция жадности,
просто площадка
для экспериментов
над совестью,
но помни еще, что право вето
всегда за тобой,
Бог любит "нет",
Бог любит троицу.