Миражи октября

     Сегодняшнее утро выдалось на редкость тихим, солнечным, свежим. Сделав «утреннюю гимнастику» на кухне известным способом (мойка вчерашней посуды и приготовление завтрака), я с прекрасной половиной выдвинулся во двор, с целью достичь в приподнятом настроении ж/д рынка и создать продовольственный запас на неделю.               
     Дорожка вдоль моего дома, третий день усердно маскирующаяся толстым слоем листвы, оказалась на треть «демаскированной» нашим дворником. Поразившись столь удивительному явлению, я, с почти райским наслаждением, щёлкнул зажигалкой, закуривая свою «Приму»… Но!
     Мой благостный взор упал на вышеозначенную персону «истребителя» листвы и, стрелка душевного компаса судорожно заметалась. Наш дворник, одетый в ярко-зелёный плащ фасона 70-х годов XX века, невозмутимо и величественно водил метлой, как веслом, по морю листвы и, при этом, с улыбкой Уинстона Черчилля на физиономии, нагло смаковал губами самую настоящую сигару!
     «Надо же, - подумал я, - а жизнь-то налаживается… у дворников» и судорожно затушил свой жалкий бумажный чинарик. Посмотрев на моё потускневшее лицо и, переведя взгляд на корсара мусорных баков и дворовых дорожек, жена ехидно хмыкнула. Лёгкое, воздушное утро стремительно трансформировалось в обычную рыночную субботу с необходимой атрибутикой тяжёлых сумок и пакетов… 
Через два часа петляний по узким прогалинам базарной толпы, уставший, я плёлся к заветной двери своего подъезда.
     Дворника в окрестности уже не наблюдалось. Две трети дорожки так и остались засыпаны сырой, ржавой от времени и возраста листвой. Куда ушёл «убийца» моего утреннего настроения? Да и «был ли мальчик»? Не являлся ли он плодом моего воображения, утомлённого школьной суетой последней недели четверти?..
     Поднялся влажный западный ветер, из портала  осеннего неба материализовались тучи и съели мягкие, вкусные лучи солнца. Двор был пуст и тих, как в октябре 14-го. Но на душе, наоборот, почему-то стало спокойно и даже беспечно-радостно. «А жизнь-то налаживается», - повторил я утреннюю фразу и бодро побежал по ступенькам пролётов на свой четвёртый этаж. Я знал, что через пять минут начну записывать свой первый в жизни прозаический литературный «опус». И будут в нём яркие, непредсказуемые миражи: я, Уинстон Черчилль, подметающий пепел своей сигары и весёлый октябрь в неунывающем Донецке.