Роберт Сервис. Музыка в глуши

Над темным лесом сосен видны ей
Звезды дрожание и серебро луны,
Мелодий звук спокойный из полей,
Ботал коровьих звоны там слышны.

Как равнодушно сделали ей стент,
У двери розовой грустит, как тот изгой,
Любви посыл ее, как солнца яркий свет
Крыл златом землю, где найдет покой.

На сосны мрачные глядеть печально ей,
На скучно - серый цвет пустых небес,
Дыханье чувствует холодных, мертвых дней,
Что к ней бредут сквозь темный, хмурый лес.

Ах, как бунтует цвет красивых роз,
Сквозь занавески боли сильный гнет,
Рояль печальный, мокрый весь от слез,
Ее касаний нежных тщетно ждет.

Прекрасной парой рук, как свет луны,
Коснется клавиш, так красив наклон,
Рефрен печальный с моря глубины,
Рыдает горестно, ночи тоскливый фон.

И вот поет она (Во тьме певец,
Печаль озвучить так нам всем невмоготу,
И в доме, непохожем на дворец,
Не стыдно выразить любовь и теплоту.

Пусть отзовутся эхом все сердца,
Той песни, что о родине поет,
Любовь к ней растянулась без конца,
Когда нибудь услышит и поймет.)

Известной примадонной прошлых дней
Блистала, а сейчас уже стара,
Держала в рабстве голосом людей,
Судьба была чрезмерно к ней щедра.

Ей видно море лиц в приятных снах,
Себя, как королеву среди слуг,
Восторга блеск у зрителей в глазах,
И так чарует песни этой звук.

Как бьется песни этой с болью смесь,
Той боли, что витает над искусством,
О доме песня, как напев небес,
Как песня лебедя со скорой смерти чувством.

Бродягу старого ведет по рельсам путь,
Как пес хромой, чей срок уже настал,
Бредет и вдруг решает повернуть,
И слушает один на целый зал.

Она поет, тот голос полный злата
Дарил усладу тысячам людей,
Но сердце знает, нет туда возврата,
И слезы горькие стекают из очей.

И вот уж спела песню, как мольбу,
Ни звука, звезды яркие в окне,
Один старик бредет, кляня судьбу,
Бродяги плач лишь слышен в тишине.


Music in The Bush

O'ver the dark pines she sees the silver moon,
And in the west,all tremulous,a star,
And soothing sweet she hears the mellow tune
Of cow-bells jangled in the fields afar.

Quite listless,for her dally stent is done,
She stands,sad exile,at her rose-wreathed door,
And sends her love eternal with the sun
That goes to gild the land she'll see no more.

The grave,gaunt pines imprison her sad gaze,
All still the sky and darkling drearily;
She feels the chilly breath of dear,dead days
Come sifting through the alders eerily.

Oh,how the roses riot in their bloom!
The curtains stir as with an ancient pain;
Her old piano gleams from out the gloom
And waits and waits her tender touch in vain.

But now her hands like moonlight brush the keys
With velvet grace- melodious delight;
And now a sad refrain from over seas
Goes sobbing on the bosom of the night;

And now she sings.(O!singer in the gloom,
Voicing a sorrow we can ne'er express,
Here in the Farness where we few have room
Unshamed to show our love and tenderness,

Our hearts will echo,till they beat no more,
That song of sadness and of motherland,
And,stretched in deathless love to England's shore,
Some day she'll hearken and she'll understand.)

A prima-donna in the shining past,
But now a mother growning old and gray,
She thinks of how she held a people fast
in thrall,and gleaned the triumphs of a day.

She sees a sea of faces like a dream;
She sees herself a queen of song once more;
She sees lips part in rapture,eyes agleam;
She sings as never once she sang before.

She sings a wikd,sweet song that throbs with pain,
The added pain of life that transcends art-
A song of home,a deep,celestial strain,
The glorious swan-song of a dying heart.

A lame tramp comes along the railway track,
A grizzled dog whose day is nearly done;
He passed,pause,then comes slowly back
And listens there- an audience of one.

She sings- her golden voice is passion- fraught,
As when she charmed a thousand eager ears:
He listen trembling,and she knows it not,
And down his hollow cheeks roll bitter tears.

She ceases and is still,as if to pray;
There is no sound,the stars are all alight-
Only a wretch whk stumbles on his way,
Only a vagrant sobbing in the night.