Скрипач

«Как умеют эти руки эти звуки извлекать». Окуджава.

 Мы встретились, когда ЛП было уже 76 лет. Мой муж настоял, чтобы он переехал к нам в Калифорнию  из Одессы после смерти мамы.
 В Одессе осталось все, чем он жил и занимался: дом, мастерская с деревом и столярным инструментом, сад с розами и виноградом, написанные и недописанные картины на чердаке, бывшие ученики и поклонники, могила жены...
 С собой он привёз небольшой чемодан с вещами и скрипки. 4 большие и одну маленькую для 3х летнего внука в надежде, что он будет заниматься  музыкой.
 Надежды его, к сожалению, не оправдались. Ваня, как мы не пытались, наотрез отказался от музыкальных уроков, да и контакта у внука с дедом особенного не получилось. Оба замкнутые, неразговорчивые, упрямые. Вообщем очень похожие и внешне и характерами.
 В редкие минуты, когда удавалось расположить ЛП к разговору, он рассказывал о том, как выжил в немецком плену (когда кормить совсем перестали), благодаря скрипке, которую нашёл на свалке, склеил, и на которой заставили играть для лагерного начальства, но за тарелку похлебки. Позднее, в первые голодные годы после войны, когда он учился в консерватории и зарабатывал частными уроками, ему тоже платили супом. Только уже свои.
 После окончания консерватории в Одессе, остался там преподавать, одновременно работая в оркестре Одесской филармонии, где со временем стал концертмейстером группы альтов.
 Паша мне рассказывал, что большая часть его детства прошла либо за кулисами во время концертов, либо в зале во время репетиций. Все что запомнил— это скучные часы, когда игра оркестра постоянно прерывалась недовольным дирижером да  надоедливые повторы одной и той же музыкальной фразы.
 Работу в консерватории  ЛП позднее оставил, но денег не хватало, и он стал давать уроки в музыкальных школах. Ему нравилось работать с совсем маленькими, начинающими. Дети свои скрипки постоянно роняли, он их чинил. Вот так и началось его увлечение. Сначала он только ремонтировал скрипки, потом стал делать сам. Ездил по всей стране, встречался с мастерами, получил удостоверение скрипичного мастера.
 За свою жизнь, ЛП сделал около 120 скрипок. Сначала, он переделывал фабричные. Заменял верхнюю и нижнюю деки, сделанные из дешевого дерева на более дорогие, грифы из крашеного дерева на купленное у моряков настоящее чёрное дерево.
Это оказалось неплохим подспорьем в 80е и 90е, когда началась эмиграция. В городе его знали, и покупали у него скрипки, пытаясь вывезти с собой что-нибудь ценное.
 а те Скрипки, которые ЛП привёз с собой, мы продавать не стали. Уж очень много труда было потрачено на каждую. Иногда он бережно вынимал одну из футляра и тогда в нашем доме звучала настоящая живая музыка, а ЛП преображался из старика в артиста, привыкшего к сцене, к вниманию, в талантливого и уверенного в себе мастера-музыканта.
 Он утверждал, что у каждой скрипки свой особенный звук, что она, как живое существо, которому нужно внимание и забота. Ей нужен скрипач. А в нашей семье, после того, как ЛП не стало, музыкантов больше не оказалось, 
 Но вот совсем недавно мой «не музыкальный» сын вдруг приобрёл синтезатор и стал что-то сочинять за закрытыми дверями. Кто знает, может когда-нибудь эти 4 скрипки найдут достойного хозяина среди потомков или учеников скрипичного Мастера, прожившего трудную, но наполненную  прекрасной музыкой жизнь. 

«Счастлив тот, чей путь недолог, пальцы злы, смычок остер, Музыкант, соорудивший из души моей костер.»