Исход

      эмигрантская баллада

За царя,
            за Родину,
                за веру
по глотку шампанского - не грех...
Мы любили все княгиню Веру,
впрочем, без надежды на успех.
Муж её был важен и столичен,
беззаветно трону он служил.
А княгине запах земляничин
через месяц голову вскружил.
Волга и царицинское лето:
море ягод и цветов не счесть! -
и двойное сальто с парапета
в Вашу честь,
                княгиня,
                в Вашу честь.
За рекой немеряные дали,
под обрывом лодочный причал.
Мы губами ягоды срывали -
ничего вкуснее не встречал!
Но мелела Волга, как примета,
что всё канет
                и что всё пройдёт.
Как оно летело -
                это лето -
девятьсот четырнадцатый год!
За царя,
           за Родину,
                за веру
осенью ушёл в кровавый бой,
не простившись,
                впрочем, офицеру
так и предназначено судьбой.
Вы писали письма мне нечасто,
и однажды я узнал с тоской:
вытравили плод любви несчастной
в клинике под матушкой Москвой.
Рвётся там всегда,
                где слишком тонко.
Бог карает.
                И, видать, не зря:
Вы убили нашего ребёнка,
комиссары - нашего царя.
"Где он - запах свежих земляничин?!" -
я шептал в бреду горячим ртом...
Как аборт,
                восход на борт трагичен -
Родина осталась за бортом.
Над турецким городом Стамбулом
злое солнце встало,
                как беда.
Будто пену, нас Россия сдула -
кем мы с вами стали, господа?
Веру отстоять мы не сумели.
Бог карает.
                И хотя не всех,
но княгиня Вера на панели,
впрочем, без надежды на успех.
Кто-то пьёт шампанское,
                а кто-то
в ресторане подаёт пальто.
Словно рукояти пулемёта,
стисну руль наёмного авто.
Вымолить прощение не чаю,
искупить грехи - не по плечу.
Подходите,
                я Вас приглашаю,
и садитесь -
                я Вас прокачу.
Пусть,
        княгиня,
                наша песня спета,
не с чего ходить
                и нечем крыть,
но двойное сальто с парапета
я для Вас сумею повторить.