Рита Райт-Ковалёва
В 1976 году был у меня друг - Фархад Кадырлиев из Амираджан, пригорода Баку. Мы познакомились на вечерних литературных посиделках в редакции газеты «Молодёжь Азербайджана». Фархад был намного старше меня (когда тебе 16, то 24-25 - это ужасно большая разница), а внешность у него была катастрофически поэтичной: гигантская круглая шапка волос из мелких пушкинско-африканских кудряшек, летящая стремительная походка гусиной стаи на осеннем перелёте, отрешённый взгляд поверх всего земного и громкий зычный голос, декламирующий какой-нибудь стихотворный шедевр. По ощущениям я бы сравнил его внешность с полощущимся на ветру знаменем на тонком древке - классический эктоморф. Хороший был человек. С ним было интересно: никогда не знаешь, что он ещё придумает.
И вот однажды он принёс мне книгу. По его вдохновенно-огненному взгляду без объяснений было ясно, что я должен её прочесть. Немедля. И вы знаете: я прочитал. И мне понравилось. Это был роман Курта Воннегута «Колыбель для кошки» в изумительном переводе Риты Райт-Ковалёвой.
У Сергея Довлатова есть книга «Соло на ундервуде» — записные книжки, которые он вёл в 1967—1978 годах, опубликованные впервые в 1980-ом. В шестидесятых годах он работал в Ленинграде литературным секретарём Веры Фёдоровны Пановой, которая была его соседкой по дому. Одна из записей этой книги - диалог между Пановой и Довлатовым - то под заголовком «Анекдот», то без всякого заголовка цитируется довольно часто, но тем не менее напомню её:
— У кого, по-вашему, самый лучший русский язык?
Наверно, я должен был ответить — у вас. Но я сказал:
— У Риты Ковалёвой.
— Что за Ковалёва?
— Райт.
— Переводчица Фолкнера, что ли?
— Фолкнера, Сэлинджера, Воннегута.
— Значит, Воннегут звучит по-русски лучше, чем Федин?
— Без всякого сомнения.
…Разумеется, в 1976 году я и помыслить не мог о том, что всего через несколько лет познакомлюсь с Ритой Яковлевной в Ленинграде во время посещения ею горного института, где я учился и одновременно занимался в литературном объединении Михаила Яснова. Кстати, Курт Воннегут дважды приезжал в СССР: первый раз в 1974 году - в Москву, а второй - в 1977 году в Ленинград, и встречался не только с читателями, но и со своей переводчицей - Райт-Ковалёвой. Почему у неё такая двойная фамилия?
Раиса Яковлевна Черномордик по профессии была медиком, в 1924 году она окончила медицинский факультет Второго московского государственного университета. Однако, уже к своим 20-ти годам - писала стихи собственного сочинения, свободно говорила по-немецки и по-французски, позднее и по-английски, а в возрасте 22 лет по просьбе Маяковского перевела на немецкий его «Мистерию-буфф». Семь лет она проработала у всемирно известного легендарного русского физиолога Ивана Петровича Павлова. И всё-таки, когда тяга к художественной литературе пересилила семейные традиции (в семье Черномордиков все были врачами), она, решив отделить «обычную» жизнь от творческой, взяла себе псевдоним «Рита Райт». Вторая половина фамилии Риты Яковлевны объясняется гораздо проще: она была супругой капитана Северного флота Николая Петровича Ковалёва.
Творческая судьба переводчицы произведений баснословного количества классиков мировой литературы на русский язык, в том числе Фридриха Шиллера, Генриха Бёлля, Франца Кафки, Джерома Сэлинджера, Анны Франк, Натали Саррот, Эдгара По, Курта Воннегута началась даже до её приезда в Москву из Херсонской губернии. В Харькове, где она получала первое медицинское образование и случайно познакомилась с Хлебниковым, она переводила на немецкий его стихи. Вскоре после переезда в Москву она поселилась у Владимира Маяковского и по просьбе Лили Брик начала документировать творческую и общественную жизнь Маяковского.
Рита Райт-Ковалёва прожила девяносто лет и скончалась 29 декабря 1988 года. Помню, как в Ленинграде конца 70-х годов наша студенческая аудитория слушала, затаив дыхание, её воспоминания о своей юности. Маленькая очень пожилая женщина, находящаяся на сцене огромного зала горного института, рассказывала нам о Владимире Маяковском, Лиле Брик и Борисе Пастернаке так, как рассказывают только о самых близких и дорогих людях. При этом, когда она говорила о Боре, мы слышали, как дрожит её голос. Это был голос сквозь слёзы. Она словно обращалась не к нам, а к нему. Так повествуют только об очень близком и личном…
От тех встреч остался привкус ощущения незримого живого присутствия великих поэтов. По моему мнению, соприкосновение с историей через общение с живыми свидетелями её давних событий не может оставить равнодушным никого. Риты Яковлевны давно уже нет среди живущих, но я успел запомнить этого удивительного человека, а через неё - ощутить дорогих мне Маяковского и Пастернака не памятниками на городских площадях, а живыми людьми. Я счастлив этим и благодарен Рите Яковлевне Райт-Ковалёвой за ту нашу встречу.
Свидетельство о публикации №118102103925