И больше видеть мне не надо

Запойная стихом, я в лёд запаяна.
И речи все с трудом меня оттаивают.
Искрится серым сталь, мерцает бликами.
Внутри я льюсь в жидкий хрусталь грубыми криками.

Январь начнёт сначала. Успокоится.
И после хлада белого тумана жизнь ускорится.
Хочу тогда стать доброй, сильной, вольной, не рваться на куски.
И зваться искренне, довольно, добровольно
Человеком. И не от тоски.

И всё придётся в меру, в пору.
И выйдет жизнь в стремительный поток.
Я понемногу буду подниматься в горы
И стану чаще тянуться на Восток.

А ток, что был бредовый от горячки,
Отстанет от души и проводочки
Все сложит аккуратно, прям как лапки.
Умрёт. Но дёрнется ещё, подпрыгнув как на кочке.

Всё сложит в равномерное узор,
Что я тогда смогу увидеть глазом.
И я сниму перчатки, выйду в коридор.
Увижу улицу и стану лёгким часом,

Пиная мяч, пройду вдоль всех подвалов,
Которые меня ловили на испуг.
И часто так я сочиняла, что поймали.
На самом деле, здесь всё иначе, милый друг.

Так вот. Иду. И вижу сны мои ручьём текут.
Там двор и в нём запачканное имя,
Которое всё чаще на обед зовут.
Но вес не тяжелеет вместе с граммами пустыми.

Его же кормят на убой.
А я, сложив свои тонюсеньки ручонки
На сердце, жду час устало свой.
И ненавижу эти ожидания, что сидят в печёнках.

Как всё здесь снова переменится
И разбросает нас лететь телесно мёртвых,
Я помещусь в сосуд, края которого не делятся
Во мне ни на холодные и не на тёплые.

И коридор тут тоже будет,
Но я не буду уже после ощущать
Тех твёрдых стен. И словно битая посуда
Не буду больше падать и орать.

За горло снова примется зима.
Затихнут взрывы осенних важных поражений.
И всё застынет в сумраке окна,
Снижая степень веры в поиск облегчений.

Надёжно искренне кольнёт внутри.
И боль, израненным железом,
Взнесётся в поднебесную шептать кому-то свои сны,
Всё кровоточа на весенний воздух бесполезно.

Умрёт твой выдохшийся дух,
Что клялся на весах не огорчаться больше.
Испустит тяжело последний вздох на слух,
А так хотел быть независимым на этой толще.

На лепестках потрёпанного клевера
Ни погадать и не узнать, Что будет ранить на пути.
И как ожить и встрепенуться, услышав что-то там про веру,
Когда одна лишь мысль, не навредить?

А остальное может зваться как угодно,
Оно ко мне же не имеет отношения.
Я в этой связи с миром неустанно вою.
Но пока здесь. И мне не нужно ваших сожалений.

Когда-нибудь мы все придём туда,
Где вы поймёте своё Лишнее. Сорвётся тяжкий груз.
Останется там лишь такая часть труда,
Которая не будет зваться как для верующих Иисус.

Там нет имён. Мы все предельно равные.
И после жизни этой - все, действительно, одно.
И здесь - одно. Но частые туманы
Скрывают все вершины в нас, показывая дно.

Там нет границ. Сложив все свои пальцы
На небе, не цепляясь за живое,
Качнётся шар, наполненный молчанием скитальца.
Порвётся туча, посыпятся дожди на твою волю.

Во славу мира с этого восторга,
Заплачешь самою счастливою слезой,
Что так берёг специально, словно это у тебя такое чувство долга.
Дожди. Границы. Коридор.

И стены снова все упрямо твёрдые.
И мяч, ненужный никому, лежит без дела.
Тут запечаталось в тюрьму живое и свободное.
Я не во сне, ни наяву. Пытаю собственное тело.

Мне видно эту тишину
Насквозь, я ощущаю горечь яда
И стыд, что побудил не погружаться больше с головой во тьму.
И больше видеть мне не надо.

Октябрь, 2018