Какая уютная осень

(из проэзии)


Разве можно брать деньги за удовольствие наук?

Читаю Стивенсона, становясь всё тем же Тузитала: вечно что-то начинающим там, где даже сама вечность давно уже кем-то похищена.

Колю дрова из любви к треску щепок.

Мою руки из любви к чистоте.

Тру шею вафельным полотенцем, наблюдая за тем, как Ньютон бросает с соседнего балкона никому не нужные соседские яблоки повседневности.

Пачка "Беломора" теперь стоит сто рублей.

Дмитрий Сергеевич Лихачев давно уже умер, а маленькому Солженицыну скоро исполнится сто лет.

Сокуров вспоминает осень патриарха в Троице-Лыково.

Я режу на ломти чёрный хлеб выпечки удовольствий, смотря на гильзы "Беломора" в пепельнице чьих-то побед.

Катриона Стивенсона возится у плиты русского бездорожья.

Чувствую себя похищенным тридцатилетней войной и сушу сырость домашних тапочек в тепле костров есенинских рябин...

Мой кошелёк пуст.

Мне тепло.

Тузитала Стивенсона дремлет на моём плече у отрезанного взбалмошным художником уха.

Какая уютная осень.

Сейчас в её старое кресло усядется Паустовский и будет слушать новый рассказ Юрия Казакова о звёздной собаке по имени Арктур.

Ночью это имя разобьётся тысячами капелек дождя о стёкла окон, за которыми во сне будет мурчать и вздрагивать старый кот воспоминаний лета.

В огне осени будут гореть наши щепки.

Я буду жарить картошку, пересчитывая гильзы минут.

Твои глаза снова будут ждать меня на мокром месте под крошечным зонтиком любви.

А я...

А я, наверное, тотчас умру, если поверю всему этому.

Какая уютная осень.

Какая уютная нынче осень.

Как в ней одиноки две наши с тобой маленькие щепки, которым даже в костре рябин вряд ли удастся прижаться к друг другу.

Разве можно брать деньги за удовольствие наук?

Да и в ладони моей всего лишь маленький медный пятачок с огромного острова придуманных нами сокровищ...


19 октября 2018