Встречи в пути
Я из семьи военного. В 1953-1954 годах мы были в Казахстане. Мои родители принимали активное участие в строительстве Семипалатинского атомного полигона. Там были задействованы лучшие умы и силы учёных, военных, геологов, рабочих для строительства Усть-Каменогорсой и Бухтарминской ГЭС, промышленных предприятий, поиска и добычи урановых руд, там же велись и раскопки древних курганов с помощью преподавателей и студентов Ленинградского университета, так как эта территория должна была стать дном Бухтарминского водохранилища. В то время директором Усть-Каменогорской ГЭС был назначен известный политический деятель Г.Маленков. Запомнилось, как за одну ночь в городском парке был огорожен высоким забором участок с уютным домом для Г.Маленкова.
Мы, дети, вместе с родителями делили все трудности этого грандиозного строительства. Учились и отдыхали в пионерских лагерях, купались в Иртыше, Бухтарме, Ульбинке. В этих местах было много мёда и рыбы. А школа на Аблакетке города Усть-Каменогорска, где я учился– новая, чистая, большая с прекрасными учителями. Особо отмечу, что в нашей школе с 8-го класса на высоком уровне преподавалось военное дело. Мы изучали устройство винтовки, автомата, гранаты и мины .Практически и самостоятельно разбирали и собирали винтовку и автомат. На имевшихся стендах обучались точности прицеливания, а уже весной в тире стреляли из мелкокалиберной винтовки по мишеням. Учились военному делу все, и мальчики, и девочки с большим интересом и прилежанием. К военному делу нас ещё приобщали и отцы-офицеры.
Ещё учились в школе и при этом
Отцы водили в тир. И каждый раз
Стреляли мы не по мишеням, силуэтам,
А на “пятёрку” –точно между глаз.
Хочу отметить, что секретность объекта была на самом высоком уровне и в этом несомненно заслуга Л.Берия. О предназначении полигона мы узнали только, когда начались испытания атомного оружия.
Наступило лето 1954года. Я закончил 8-ой класс. У родителей отпуск. Прекрасная пора. Уже в поезде Усть-Каменогорск – Барнаул я понял, что, по-видимому, никогда не вернусь в эти края. Как результат многократных поездок, я очень любил пить чай в поезде. Вот те тонкие стеклянные стаканы в ажурных металлических подстаканниках, свежая заварка и проводница с подносом чая остались в памяти на всю жизнь. И ещё я любил смотреть в окно, сидя в купе или стоя в проходе купейного вагона. За окном чёрная вспаханная земля. Тот год был годом начала освоения целинных земель. Эта чёрная свежевспаханная земля, как невеста, уже готова была рожать. У неё было всё, что необходимо для плодородия. Так и хотела она нам сказать: Дайте мне зерна! Я вам рожу золотые колосья ржи и пшеницы! Да, земля – матушка, но к ней приложили свои молодые и крепкие руки комсомольцы – целинники. То было время, когда молодёжь ещё ехала “ за туманом и за запахом тайги”!
Наш поезд медленно подошёл и остановился у вокзала города Барнаул. Здесь мы вышли, приобрели билеты на поезд до Новосибирска и расположились с вещами прямо на перроне. Было солнечно, тепло. Рядом с нами пристроились студенты из Барнаульского горного института с рюкзаками и кирками. Подошла ещё одна группа и с ними красивая девушка в форме-одежде горного института: в кителе с красивыми погонами. У неё были светлые волосы и причёска “Офицеры! За мной”. Я смотрел на неё до тех пор, пока она не подошла и спросила: " Ну что, влюбился"? Я покраснел, смутился. Хотя я закончил только 8 классов, но внешне был крепкого сложения, тк занимался спортом: играл в футбол, бегал на лыжах и стрелял из пистолета и винтовки. Спросила, какой я закончил класс? Она закончила 3-ий курс и вместе с группой отъезжала на Алтай для участия в полевых работах геологической партии. Познакомились: “Алёна – Жора”. Как романтично звучали эти слова: "Геологи, геологи”...
Да, да! Вспомнил. Когда нас, семьи лётчиков – офицеров, эвакуировали в г.Ярославль в 1941году, военкомат предоставил нам квартиру, хозяин которой – геолог, был призван на фронт. По-видимому, он не был женат и его свободная квартира была под охраной военкомата. Вот нам и предоставили его 1-комнатную квартиру. То, что в квартире не было женщины, было видно сразу. В комнате стояли стол, два стула и кровать. Всё висело по стенкам и на спинках кровати. В углу лежал чем-то наполненный рюкзак с киркой. На подоконниках лежали красивые образцы камней и что-то ещё в углах и просто на полу. Нас предупредили: "Осторожно! Это ценные образцы из Хибин и они ещё будут востребованы". Я был зачарован многообразием, красотой и блеском камешек. Для меня это было совершенно новое в моём детском познании. Мой маленький детский мир состоял из самолётов , шоколада, сгущенного молока и какао. А в этой квартире геолога открылся совершенно новый мир, очаровавший меня своим многообразием и яркостью красок. Дом, в котором мы поселились, был в 4 этажа и располагался на конечной остановке трамвая. Перед окном была большая круглая цветочная клумба, в центре которой стоял столб с электрическими проводами. Трамвай объезжал эту клумбу и шёл в обратном направлении. Однажды, это было уже глубокой осенью, неожиданно на самолёте прилетел мой отец в Ярославль и прямо с аэродрома позвонил нам. Я стал ждать его и смотреть в окно. И вот очередной трамвай, из которого выходили пассажиры и среди них человек в меховом комбинезоне, унтах, шлемофоне – это был мой папа. Мама открыла окно и я крикнул: “Папа, папа!”…
Я пристально смотрел на этих молодых студентов-будущих геологов, открывателей
кладовых земли Русской. И вспомнилась ещё одна встреча с геологами. Снежная зима 1953 года. Мы ехали с геологами на трёх машинах – вездеходах по заснеженной трассе в направлении села Бухтарма. И где-то на самом высоком перевале мы добрались до " Чайной”, от которой видна была только крыша и труба с дымком. Значит, нас здесь ждут, подумали. Оставив машины, продрогшие и голодные, предварительно расчистив снег, открыли полузанесённые двери. Поток тёплого воздуха-пара вырвался наружу, окутав нас. В зале было пусто. Мы поняли, что эту занесённую трассу одолели только наши машины геологоразведки. Геологи- бывалый народ, смелый, закалённый сложными условиями своей специфической работы, как-то оттаяли. Горячий обед сделал всех нас румяными и говорливыми. Расслабились.
Там,на алтайском перевале,
Пюре с кониной кушал я.
А за окном буран в разгаре
Гулял в начале февраля.
И там, в тепле за чашкой чая,
Геологи, лихой народ,
В азарте спора обещали
Найти уран под Новый год.
Этими воспоминаниям и поделился с Алёной. Ну вот, видишь, у тебя уже с детства к геологии есть предрасположение. Закончишь учёбу в школе, приезжай к нам, в Барнаул, поступать в горный институт. Как учишься? Математика и физика на отлично. Значит ты наш, геолог! Всё сказал я себе, буду только геологом! Тебя зовёт мать- сказала Алёна. Да вот уже и наш поезд подают к перрону. Простились рукопожатием. Я почувствовал её крепкую руку и понял кирка в надёжных руках! А на прощание Алёна добавила: “Учись метко стрелять! Такая необходимость у геологов возникает”. Вот и поезд Алёны. Весёлая компания студентов, разобрав свои рюкзаки, по одному исчезали за дверьми пассажирского вагона. Не сразу, но открылось окно и с весёлой улыбкой выглянула Алёна. Я только смотрел на неё и пытался запомнить. Её лицо было чисто, без изъянов. Оно было красиво и не нуждалось ни в каких украшениях. Наверное, Господь БОГ, долго собирал по маленькому кусочку, всё правильно расставил на свои места, чтобы не допустить ошибки и не испортить изваяние. Всего в достатке и на своих местах. Прелесть! Жизнь прекрасна, на лице улыбка.
О, эти голубые взоры,
Алтайская твоя краса!
Да, те вода, леса и те просторы
Творят такие чудеса!
Я стоял и смотрел, как тронулся поезду. Вот так бывает, что я ученик уже 9 класса вдруг осознал, что поезд уносит какую-то радость или надежду и, как, впоследствии, оказалось, увёз навсегда! А я ещё смотрел и смотрел вослед уходящему поезду до тех пор, пока последний дымок паровоза не растаял вдали!
Да, расставания - встречи
И стук колёс подчас,
И тёплых звуков речи
Застряли где то в нас.
Дорога ты, дорога!
А путь и долг, и скор
И кто-то у порога
Нас ждёт с тех давних пор.
Всю дорогу до Новосибирска я вспоминал эту красивую светловолосую девушку с голубыми глазами, в пиджаке с погонами горного института, с рюкзаком и киркой в руках!
Поезд Новосибирск – Москва отошёл от перрона и уже набирал скорость, как в наше купе вежливо постучали. Открылась дверь. Вошёл мужчина в военной форме. Поздоровался. Пока он располагался, всё купе заполнилось приятным запахом духов. Для меня это было как-то необычно, чтобы такой обильный запах духов внёс человек в военной форме. Ну а потом как всегда: кто?, куда?, откуда? Знакомясь, он отрекомендовался: Василий Никандрович! Меня поразило его отчество: Никандрович, дотоле мною не слышанное и к тому же полковник, лётчик, что и позволило мне хорошо его запомнить. Его внушительная внешность по- моему соответствовала лётчику-бомбардировщику и, как потом выяснилось, я не ошибся. В составе военной миссии он побывал во многих странах мира. Да, внешне он выглядел таким, каким и должен быть советский офицер за рубежом в те послевоенные годы. Военная форма была просто влита в его крепкое тело, ни одной складки и морщинки. Крупное лицо, квадратный подбородок, чисто выбрит с короткой стрижкой “ёжик”, подтянутый, стройный и никакого живота – прекрасный портрет офицера. Военные знаки различия чётко подчёркивали высший офицерский состав. Вот только, как мне казалось, избыточный запах духов, но запах приятный. Мужские духи, как потом отметила моя мать. Конечно, о военной технике не говорили, но зато мою маму интересовало всё: как там живут, в чём одеты женщины, где самые красивые женщины и др. Он был дипломат! Его постоянные поездки за рубеж, а потом общение у себя на родине выработали необходимую сдержанность в оценках виденного там в сопоставлении с нашей действительностью. Поэтому больше всего разговор шёл о женщинах, к чему наибольший интерес и проявляла моя мама. В конце- концов выяснилось, что из всех женщин, виденных им за рубежом, самыми красивыми он назвал японок. Василий Никандрович высоко оценил участие моих родителей в работах по созданию Семипалатинского атомного полигона, что, конечно, нам было особенно приятно. Конечно, об этом полигоне ему было известно как члену военной миссии. Отметил особую важность объекта, его своевременность и необходимость, тк он хорошо знал, что делается по этой проблеме в США, Англии и Франции. И, конечно, я тоже задал свой вопрос: "Почему Вы не самолётом, а поездом едете"? Я прилетел самолётом в Новосибирск, был на авиационном заводе, а вот теперь поездом хочу добраться до отчего дома. Кажется, я затронул слабую струну, и Василий Никандрович разговорился. Он сказал, что родился и вырос в глухой деревушке на Урале. Ходил в школу за несколько километров в другое село и закончил десять классов. Призвали в Армию, прошёл медкомиссию и по состоянию здоровья предложили поступить в лётное училище. Согласился. Учился, воевал на фронте. Вот уже много лет не был дома. Да, уральцы мы! Я так соскучился по родному дому, по домашним пельменям. Предвкушаю: приеду, соберёмся за столом, усядемся на длинной лавке и начнём стряпать пельмени. Ведь они ещё вкусней, когда их и сам делаешь. Нас было пять детей: три мальчика и две девочки. Пребываю в особом волнении, ожидании встречи с отцом и матерью, увидеть братьев, сестёр и те стёжки- дорожки, исхоженные босыми ногами в моём детстве, побывать на сенокосе и поспать на сеновале. Какое это всё родное, чистое и тёплое столь неразрывное со мной и, кажется, что оно где-то глубоко внутри меня и навсегда!
;Вот эту лавку у печи
Я помню, как, продрогнув "жуть"
Бежал к ней поздним вечером, в ночи,
Чтоб к тёплой стеночке прильнуть.
;Мой отчий дом ! И, как-то враз,
Слеза горючая сбежала.
Но в памяти моей не раз,
Крестя меня, в дорогу мама провожала.
Я не могу сравнить свою глухую деревушку, свой деревянный дом сложенный венцом с асфальтом, каменными домами, гостиницами, сервисом и пр. Я чувствую, что моя родная длинная скамья у стола в родном доме мне дороже тех мягких кресел в больших городах. Василий Никандрович откинулся к стенке купе, глубоко задумался и сказал: "Нужно приложить все наши совместные усилия к созданию атомного щита СССР. Нам есть что защищать"!
Вот уже и Тюмень. На остановке к нам в купе постучали. Дверь открылась. Мужчина, задержался на мгновение в проёме двери, окинул взглядом всех нас, сделал шаг назад, проверил номер купе и сказал: “ Да, мне сюда”. Поздоровался. Мне показалось, что слово “здравствуйте” он произнёс как-то странно. Опять вышел, снял фуфайку, очень изношенную, посмотрел, куда повесить, а потом свернул её и забросил в верхний багажный ящик, туда же и вещь-мешок. В купе запахло хвойным лесом. Я сидел у окна на нижней полке рядом с мамой, а дядя Вася – напротив, один. Поезд тронулся. Незнакомец, по-видимому, хотел сесть, но застеснялся сесть в своих поношенных брюках на чистые постельные простыни. Захотел выйти, но дядя Вася пригласил его сесть. Познакомились. Назвался, но его имя я не запомнил. Помню, что он был эстонец. Разговорились. Как-то сразу, не скрывая и не таясь, он сказал, что был осуждён за антисоветскую деятельность, работал на лесоповале, отсидел свой срок и вот сейчас освободился и спешит к себе домой в Эстонию. В купе воцарилась атмосфера настороженности. Говорил он с акцентом, медленно, но понятно. Я не помню, кто он был по профессии, но по внешним манерам это был человек культурный и чистоплотный. Он часто ходил мыть руки и щёткой почистил брюки, но за много лет хвойная смола, дым костра, топор, пила и смолистые брёвна оставили на руках, штанах и рубашке свой неизгладимый след и запах хвойного леса. Теперь беседовали только мужчины. Мы с мамой только слушали. Эстонец оказался образованным человеком с манерами интеллигента. Его неприятие советской власти, как он рассказал, состояло не в его личной неприязни, а в общественной направленности, той атмосферы в Эстонии, которой он был вынужден подчиниться, ибо он был бы “ чужой среди своих”. Дополнил: То было время, когда мы были собой не властны, мы были времени подвластны. В период военных действий он никого не убил, но участвовал в доставке продовольствия, одежды, оружия и тд. Он прекрасно понимал свою ответственность за содеянное, но он подчёркивал, что все его действия были вынуждены той обстановкой. Дома у него ещё были живы родители и многочисленные родственники. Уже вечером мы уступили ему место за столиком для ужина. Когда он достал из вещь- мешка свои скудные припасы, мы вышли из купе, предоставив ему спокойно поужинать. Потом вышел дядя Вася, пошёл к проводнице и заказал для него чай с печением. После ужина в купе воцарилась атмосфера мягкой беседы, но элемент настороженности сохранялся.
На другой день дядя Вася всё внимание уделял мне. Он внимательно слушал мои воспоминания о начале войны, как нас бомбили на авиабазе, о нашей эвакуации в Ярославль – Оренбург. Особенно его заинтересовал мой рассказ, который произошёл с самолётом ЯК во время войны, когда раненый лётчик осуществил посадку самолёта в лесу Белоруссии, используя торможение брюхом самолёта по вершинам густого соснового леса. Спросил, успешно ли я закончил 8 классов в школе? Удовлетворился моим ответом и произнёс: “Так держать “! Мама вспомнила и добавила: “ Наш папа тоже часто говорил " так держать”. Посоветовал поступать после окончания девятого класса в ДОСААФ на курсы лётчиков, а уже после десятого класса и успешного окончания курсов в военное училище лётчиков. Сыновья офицеров должны идти по стопам отцов. Оставил свой адрес. “ Если возникнут трудности, сообщи мне. Способным нужно помогать! Бездари пробьют дорогу сами. Это из моего личного опыта”- сказал Василий Никандрович. Положил свою руку на моё плечо и добавил: “ Необходим максимум упорства и настойчивости в учёбе, чтобы стать хорошим лётчиком”. Я почувствовал его крепкую, тяжёлую и надёжную руку, как отца. И я сказал себе: “ Буду только лётчиком”!
Дядя Вася пошёл в вагон – ресторан и заказал обед с доставкой в купе для соседа из Эстонии. Собрал вещи, рассчитался с проводницей и пожелал нам приятного путешествия и летнего отдыха. А мне ещё раз в учёбе: " Так держать”! Эстонец благодарил Василия Никандровича за понимание его сложной судьбы и очень любезно сказал: “Не ожидал! Помнить буду всегда с благодарностью”! Поезд остановился только на одну минуту. Василия Никандровича никто не встречал. Он хотел сюрпризом. Кинул взгляд в наше окно и ещё раз взмахнул рукой, как крылом самолёта. Поезд тронулся.
В купе стало совсем тихо и запах духов тоже покинул нас, но теперь уже полностью в купе воцарился запах соснового леса. Теперь в моей памяти поселились воспоминания, рассказанные эстонцем. Сложное было военное время, непростая сложилась его судьба, когда линия жизненного пути не зависела от его желания, а была определена внешними событиями так: “ шаг влево или шаг вправо – стреляю”!
Несправедлива жизнь, когда калечит
Или лишает жизни тех,
Кто эту жизнь ещё подлечит
Иль привнесёт ей свой успех.
В купе воцарилась тишина. Мы читали, а он смотрел в окно. Прошло некоторое время и возникло новое общение. Я вспомнил, что мы должны переезжать реку Волгу. Наш сосед оживился. “Я очень хочу видеть реку Волгу”, как-то очень доброжелательно произнёс эстонец. В этих словах и их произношении я почувствовал какое-то глубокое уважение к этой народной реке. Как выяснилось, там им в лагере показывали фильм “Волга- Волга”, который очень понравился и глубоко затронул его. Ему так захотелось окунуться в ту жизнь без войны, выстрелов, лесоповала, ненависти и тд. Он с необыкновенной теплотой отзывался об этом фильме и актёрах. Рассказал, что этот фильм помог ему преодолеть многие трудности лагерной жизни. Поэтому так хотел воочию запечатлеть “красавицу народную как море полноводную”. Я тоже несколько раз видел этот фильм и переезжал Волгу, но всякий раз новая встреча была волнительна. Ещё несколько часов езды и вот она уже видна, широкая и полноводная. Мы стояли рядом у одного окна. Мне показалось, что он еле-еле дышит. Колёса вагонов как-то ещё громче стали стучать на мосту и вся мостовая ферма, как мне показалось, резонировала: ' Волга- Волга'. Несколько пароходов, катеров и лодок представились нашим взорам. Нет, это была не та Волга, что в кино. Эта действительно широкая и полноводная. Вся река даже не вмещалась в поле моего зрения, а только по частям. Эстонец близко прильнул к оконному стеклу, затем, отпрянув, открыл верхнюю часть окна. Наше видение дополнилось ворвавшимся потоком ветра с запахом воды Волги. Теперь мы видели и чувствовали Волгу! Я кивком головы поблагодарил его и осознал, что какие-то добрые чувства стали заполнять всё его нутро, вытесняя всё злое и агрессивное. С каждым стуком колёс шло внутреннее очищение, которое внешне проявлялось в потоке добрых слов и чувств. Но вот мелькнула сторожевая будка и уже где-то там, позади, осталась наша приятная встреча с рекой.
Оставшийся путь до Москвы, прошёл очень тихо. После Волги напряжённость незаметно и окончательно спала. Нет, нет да и возникала мысль, глядя на его руки, шею, голову : “Сколько же нужно времени, чтобы смыть этот лесоповал и очиститься душою”? Но ведь это только следствие! А как же быть с первопричиной? Очень хотелось бы узнать дальнейшую судьбу нашего соседа из Эстонии в общем-то хорошего человека, интеллигента и приятного собеседника.
Свидетельство о публикации №118101809957
С уважением и пожеланиями здоровья и успехов,С.В.
Сергей Вахлярский 2 19.10.2018 01:23 Заявить о нарушении
С уважением и тепла вашему дому.
Жорж Никифоренко 20.10.2018 12:11 Заявить о нарушении