Порезвиться буем в глотку

Порезвиться буем в глотку любит Коля Сковородкин.
Отсосав из жопы члена ссыт в чулки от счастья Лена.
Ну а коль у них пролет, пёс дворовый их ибёт...


Я пресыщен этой бабой, будто ел одну халву.
Как схлестнулся с этой жабой? До сих пор я не пойму.
Поначалу вроде было ничего, дудела в фуй,
И стенала что есть силы, но любовь не критикуй.

Даже польку танцевала, то бишь танец живота.
И всего ей было мало, и отказов никогда,
Не слыхал от этой дуры, что несла мне всякий бред.
И дудолила член хмуро, в вечер, утро и обед.

Вечность времечко стегало. Все приелось, не беда,
От нее душа устала, Мы расстались, навсегда.
Кропотливою искала новой жизни идеал,
И довольно низко пала, что ньюфаунленд ибал.

Что писда ее, что глотка, одинакова была...
Но явился Сковородко, из соседнего села.
Он с супругою в разводе, с недоебу разошлась.
У него же, по породе, отсосать лишь пёрла масть.

Без облома давал в жопу, хотя редко кто хотел.
Под женился пидар, чтобы за голубизну не сел.
По первах, язык шершавый, Ленке нравился не раз...
Но потом, в волосьях ржавых, опротивел педераст.

А чтоб с денежками были, улетал на севера.
Ну а простыни не стыли. И давала на Ура,
Вплоть до юношей зеленых, Сковородкина коль нет,
В шоколадный глаз Алена, так же делала минет.

За таранку, за картошку, иногда за помидор...
Что кидал в ее окошко кто то, пидару в укор.
Но когда он приезжает, хлоркою разит весь дом,
Как она его встречает, посетителям облом.

Так довольно мило жили, и чтоб ближним не мешать,
Через речку переплыли, стали греблю обживать.
И среди соседей слыли парой набожной, почти,
И друг другу жопы мыли языками, по любви.

Но однажды, с стылой тундры, завез парня Николай.
Тот взглянул вокруг: "Полундра". Все здесь шепчет: "Утекай...
Тут живет маньяк бывалый. Через шнягу пьёт он кровь.
Чипиндос не любит сало, но играется в любовь.

С женщиной телес огромных, чьи глаза всегда косят,
Завсегда готовой к съему, хоть в хлеву средь поросят...
В день приезда пили долго, что закончилось бухло.
"Епанная тварь у горло: - заорал супружник зло.

Быстро марш за самогоном, чтоб не начали трезветь.
А не то, с дружком Антоном, будем Мы тебя иметь..."
Та, от обещаний драчки, за калитку вмиг козой.
Ноги в руки, резво скачет с толстой жопой и писдой.

Сковородкин, пьяной харей лезет пареньку в штаны,
Геморрой его в ударе, под влияньем сатаны.
Опытно писюн нащупав, лезет в десны целовать,
И, по жизни рожей глупой, просит в жопу отъебать.

А Антон не гордый с детства, на ходу поймал намек,
У него три дециметра конца, бойся сученёк.
И, загнув на стол стилягу, порты сдернул, плюнул в зад,
В мрак очка нацелил шнягу, ну держись ползучий гад...

Поздно Сковородкин понял, почему кричат: "Ништяк..."
Его тело тремор пронял, обоссался и обмяк.
Но Антон, видавший виды лихо драл его, легко.
Смачно кончил, без обиды вывернув ему очко.

Неприглядный вид не парил. Бедолагу на топчан,
Бросил он. И там оставил, чуть прикрыв вонючий фан.
"Я взяла..." - дверь ломит Лена с пузырем, разинув рот,
От увиденного члена, ни фуя не разберет.

Но смикитив, муж в отрубе. Бах на пол, елду в засос,
Это дело она любит, и что делать, не вопрос.
Наш Антоша, парень резвый, отхлебнув пол пузыря.
Прохрипел: "Ну Вы и песды, сучьи проще говоря."

Ленка бьется над залупой, еле, еле лезет в рот,
Но сдаваться было б глупо, если надо отсосет.
С пол часа, теряя силы, лезут из орбит глаза:
"Я б тебя в очко пустила, но там геморрой, беда."

У Антоши зачесалось, за волосья ее взял,
И воткнул то саму малость, но две гланды оборвал...
Та кончиной поперхнулась, своим мясом закусив,
Рыбой тухлою надулась, свет на Очах потушив.

Оглядев картину мутно, наш Антоша лег поспать.
Через три часа уж утро, надо будет улетать.
Сковородкины лечили, горло кто, кто рваный таз.
И ибаться не просили, долго. Вот и весь рассказ.