Пустой

Он забыл, как быть ребёнком уже давно.
Малая ложь породила будней бег –
и показалось …а впрочем, теперь уже всё равно,
будто зазазряшне и никудышне умер век.
Пыжился, зарился, нервничал, переживал.
Ставил на кон, но проигрывал всякий раз.
А карусель-чехарда прибавляла газ…
И вот облатку последнюю не прожевал.
Горькой пилюлей замкнулись пустые дни.
Выхода нет из постылых больничных стен.
Вечная проза будней – не там, не с тем…
Совесть, зараза… ей не сказать «заткнись».

Он обратился к богу, но тот молчал.
На небесах, наверное, свой учёт –
ведь не молился искренне, а так – мычал.
И получил окончательный свой расчёт.
Выгадал, выменял, выпросил, выклянчил пару дней.
Выстонал, кажется …или не кажется рандеву.
Только в бреду это было, не наяву.
А наяву не в хоромах, и где-то на самом дне.
Мама пришла и присела на край стола.
Где в забытой родине крайний крест –
не пролегали пути его как-то через.
Мама ждала, не дождалась, сдала…

Он вспоминал всё реже, да и забыл,
как отложил телеграмму в далёкий стол.
«Сыночка, - слышал он, - где ж ты был?»
Не дождалась… и теперь уже под крестом.
Думалось, помнилось, маялось, улеглось.
За суетой-пустотой обыденной, как всегда.
И пролетали дни, ходики высчитали года.
Ну, а потом оно всё – и началось.
Скрючило, скомкало, смяло, сломало.
Всё не бесплатно – расплата жизнь.
«Ну, вот и всё, отчаливает кажись» -
сказала сестрёнка у койки …а  вторая дремала.