В войну. 26 глава

 26 глава

   Нижне-Силезская наступательная операция Красной Армии против немецких войск во время Великой Отечественной войны проводилась с 8 по 24 февраля 1945 года. Первоначально план операции предусматривал наступление ударной группировки фронта в направлении Берлина, однако сильное сопротивление немецких войск позволило выполнить этот план лишь частично. Жесточайшие бои шли за каждую улицу, за каждый дом. Неразбериха была полная.
   Случалось так, что на третьем этаже здания хозяйничали немцы, на втором находились наши, а первый так же был в руках противника после его очередной контратаки. В один из таких "слоёных пирогов" и попало несколько гвардейцев из батальона Скворцова. Февральская ночь как-то резко накрыла полуразрушенный город. Постепенно стихла стрельба. Старшим в этом маленьком окружении оказался старшина Васильев. Оставив трёх автоматчиков прикрывать лестницу, ведущую в обе стороны к врагу, он посчитал собравшихся в глухой без окон комнате бойцов.
   – Так, двенадцать и трое, не густо. Что у нас с патронами, ребята, у кого что осталось? Прикинув и разделив боезапас поровну на всех, решили перекусить на скорую руку. Так же, выложив у кого, что нашлось к общему столу. – Не дрейфь, гвардейцы, ночевать здесь придётся, а утром война план покажет.
   – И не думали паниковать, – из угла комнаты, сидя на уцелевшем кресле, подал голос Кулёмин. – Сила на нашей стороне, с рассветом полк опять двинет и всего делов, продержимся, Емельяныч. Васильев, распределив по часам боевое охранение, подошёл к ординарцу Ковылёва.
   – Удивлён, Толь, как ты здесь оказался?
   – Да так же, наверное, как и все вы, после атаки, – уступая ему место, ответил Кулёмин.
   – Мы, мы-то понятное дело, пехотная братия, беги да стреляй, тебя, что в наши ряды занесло, ответь мне по чесноку?
   – Да, хоть по чистотелу. Что ты, дядька Анисим, на меня всегда косо зыркаешь? Или я в чём плохом был тобой замечен? – Васильев затянувшись, промолчал. – А то, что в ординарцах возле третьего уже командира полка состою, так не по своей только воле. Мы, Одесситы, ребята хваткие, не без способностей, понимаешь, и командование, видя это, ценит. Потому и держит около себя. А за чужими спинами я и ранее не прятался и не отсиживался, чтоб ты, дядя, знал. Так что твоё ко мне негативное отношение совершенно беспочвенно. И убедительно тебя прошу его пересмотреть. Что скажешь, мир? – протянул он старшине руку.
   – Так я тебе, вроде, войны-то и не объявлял, Толь. – пожимая протянутую руку, отозвался Васильев. – Извини, ежели обидел чем. Как считаешь, ночь без сюрпризов пройдёт?
   – Вот этого как раз, дяденька, я тебе обещать не могу. На счёт нижних, понятно, не потянем. А наверху не больше десятка осталось, судя по ответной вечерней стрельбе. И думается мне, что вполне себе даже неплохо бы вышло, если бы мы обезопасили себя от такого соседства. Как считаешь, командир?
   – Что ты предлагаешь? – Заинтересовался старшина.
   – Как говорят у меня на малой родине, – "свести на нет" опасность положенья.
   – Озвучишь?
   – Это пожалуйста, со всем нашим удовольствием, пойдём-ка, кое-что покажу. – Они перешли в соседнюю комнату. – Выгляните–ка в оконце, пожалуйста, – предложил Одессит. Анисим, высунувшись, увидел в стороне от себя обрывок железной лестницы, уходящую наверх и сразу план Кулёмина стал ему понятен.
   – Когда ты успел её заметить? – Только и спросил он.
   – Ещё на подходе к зданию, ну что, рискнём?
   – Рискнуть, оно, конечно, можно попробовать, ежели скажем под рассвет, тихонечко сработать. Должно выгореть. Думаю, вдвоём управимся.
  – А вы, дяденька, не лишены оптимизма, как я о вас имею планы. Парой, справимся ли?
   – На то и риск, либо грудь в крестах, либо голова в кустах. Других подставлять не стоит. Они её тоже могли приметить, вдруг да засадили подход. Так что, Толя, пишите завещание, ну, или готовьте место на груди, как карта ляжет. Коли согласен, так пойдём своим обскажем и вздремнём. Стрельба, вон, совсем затихла. До утра ничего не будет боле. – На том и порешили. Февральская ночь, как и предполагал Васильев, прошла спокойно. Без десяти пять утра, он, легонько толкнув в плечо спящего Кулёмина, спросил,
   – Не передумал братец?
   – Хорошего же вы мнения, дяденька, об Одесских парнях. Я спал с одной лишь этой мыслью.
   – Ну, так просыпайся, пора.
   – Погодь, Емельяныч, давай пригубим, для верности момента, – вынув из-за пазухи фляжку, сначала протянул её старшине.
   – Что ж, давай, для согрева кровушки. А ты запасливый.
   – Нам без этого никак. Сам понимаешь, положение обязывает. – Расплылся в улыбке Анатолий. – Вдруг повод, какой стоящий подвернётся.
   – Эт правильно. А по части повода, ты прям в точку попал. Сегодня же семнадцатое?
   – Точно так-с, – немного задумавшись, ответил Кулёмин. – И что мы сегодня имеем за праздник?
   – Родился я сегодня, вот и весь праздник.
   – Да ну, прими, дорогой, мои искренние поздравления. И молчит, главное, такой. Сколько тебе натикало?
   – Пятьдесят, не поверишь.
   – Ё-моё, ещё и юбилейная дата. С тебя причитается, ну а с меня подарок. Ну, давай, долгих лет тебе, старшина, надеюсь ещё отпразднуем, как следует. – Получив назад фляжку, выпил и ординарец. Через две минуты несколько человек собрались у окна с лестницей. Васильев собирался лезть первым, но Кулёмин, со словами: именинников надо беречь, – шагнул в оконный проём первым с зажатым в зубах ножом. Его подсадили к лестнице. Следом Васильева. Когда Анисим перебрался через окно третьего этажа, Одессит уже вытирал лезвие ножа о шинель одного из двух, убитых им, немецких солдат.
   – Спали раззявы, – прошептал он старшине, – Разве так можно, на посту-то, ничего святого у людей за душой не осталось. Пока нам фартит, Емельяныч. – Старшина, обойдя их, выглянул в длинный коридор. Метров в трёх от их комнаты, вжавшись спиной в угол, покуривал вражеский боец, наблюдая за главной лестницей. Ещё двое, безмятежно спали рядом, спинами подпирая друг друга.
   – Далеко, не успеть. Шум поднимет, – кивнув на коридор, сказал он напарнику. Тот тоже осторожно высунулся.
   – Какашка вопрос, – улыбнулся Анатолий и стал стягивать с ближнего трупа шинель и каску. Переодевшись, надвинув каску на самые глаза, спокойно шагнул в коридор. Делая вид, будто собирается прикурить, пошёл на наблюдающего за ним гитлеровца. В полутьме, тот не успел ни рассмотреть, ни отреагировать. Подоспевший Васильев, бесшумно заколол спящую рядом пару остального охранения, после чего подал знак своим бойцам, ожидающим на втором этаже. Десяток автоматчиков быстро и бесшумно оказались рядом.
   Осторожно обойдя все комнаты, в двух из них обнаружили, и, не поднимая стрельбы, пленили одиннадцать спящих бойцов противника. Оставалось дождаться рассвета. Утром наступление Советских войск на данном участке фронта возобновилось. И вскоре улица вновь полностью перешла к нам. Засевшие на первом этаже немцы, поддавливаемые бойцами Васильева, сдались. Но, к моменту освобождения здания, именинник был ранен осколками от гранаты. Кулёмин, и ещё трое уцелевших бойцов, спустив его на руках, передали санитарам. Празднование юбилея откладывалось. В госпиталь героя-именинника провожал земляк Лапшин.
   – Ты держись, Анисим Емельянович, мы уж тут сами. До Берлина рукой подать. Теперь, наверное, дома уже свидимся, если повезёт. Это надо же, в день рождения прямо угораздило. Ничего, всё будет хорошо.
   – Авось, и на этот раз обойдётся, где наша не пропадала, – слабо улыбнувшись, ответил Васильев. – А как Евдокимушка, цел ли?
   – Живой, не волнуйся, не смог он прийти, извини друг.
   – Ты за ним приглядывай, резкость остужай по возможности. Ну и не оставь после победы. Я его к нам звал, собирался он. Так что в Кобелёвку его с собой тяни, там и встренимся. Смотри, я на тебя надеюсь, брат, не подведи.
   – Постараюсь, Емельяныч, – приобняв того на прощание, спрыгнул Лапшин с кузова уже поехавший полуторки…
                ---18.10.2018г.--- Продолжение следует…