Околесица

        Приступ

Я у великих на подхвате,
У знаменитых не в чести,
Насколько мне терпенья хватит,   
Чтоб околесицу нести?

Чтоб недалёким притворяться,
Являя дефицит манер,
И на посредственность равняться,
И графоманов брать в пример.

И я пишу, не зная лени,
Уже до чёртиков устал,
Но зарифмованных творений
Я сорок бочек написал.

А проку чуть. Мне в безнадеге
Такой рисуется сюжет,
Что на воде и чёрном хлебе
Сегодня должен жить поэт.

Я выбрал сам такую пайку,
Такое горе от ума,
И понимал я изначально,
Что «светит» нищая сума.

Но поздно тужиться с протестом,
Пойми и дальше передай -
Вначале обрети известность,
Потом достаток обретай!

Терпенью всякому пределы
Создатель мудро положил,
И я терплю. Но между делом
Пишу стихи – и этим жив!

И пусть заснул я в полвторого,
А за стеной стонал маньяк,
Но в шесть утра приходит слово,
И не уснуть уже никак.

Я над листом склоняюсь снова
В забавах метрики и рифм,
Ведь для меня игра со словом
Важней серьёзных парадигм.

Я не обласкан высшим светом,
Не возношусь, как Колизей,
Высоким званием поэта
Я не манкирую друзей.

С друзьями я предельно честен,
Они-то знают, что почём,
И если им я интересен,
То буду понят и прощён.

Иных прошу не дуть на воду,
Не ставить гениев в пример,
Я – от сохи, я из народа,
Я инвалид-пенсионер.

        Зачин

Я был рождён в нелёгкий час,
В шестое лето от Победы,
Война холодная для нас
Уже тогда сулила беды.

Я жизнь в Сибири начинал,
В краю медвежьем и лосином,
Тогда Хрущёв в Кремле крепчал
В Триумвирате неделимом.

Но извернулся как-то он
И расколол святое трио,
И на Олимп был вознесён,
Где исхитрился встать к кормилу.

Излишне толст, нелеп и туп,
Двух классов школы не закончив,
На самом деле был неглуп,
В делах хитёр, в словах уклончив.

Никита, новый пуп земли,
Осатанев в волюнтаризме,
С трибун с зари и до зари
Народу пел о коммунизме.

И долго помнил я потом
Его ораторские перлы,
Что наполняли отчий дом
Из репродукторного жерла.

Я помню год полста шестой,
Год исторического Съезда,
Я был пацан уже большой,
В пять лет всё было интересно.

Я помню, что послал всех «на»
Отец мой, радио послушав,
Как снял мой батя ордена
И мне отдал их на игрушки.

Ах, память, странную игру
Она порой ведёт со мною,
Наверх выносит мишуру,
Но забывает о героях.

Вот батя. Про войну свою
Он говорил: «Могло быть хуже…»
Был с сорок третьего в строю,
Был дважды ранен и контужен.

Но даже «накатив» стакан
У обелиска со звездою,
Он вспоминал однополчан,
И никаких разведок боем.

И вспоминаю я теперь
Не его подвигов картину,
А как отец ломился в дверь,
С очередных придя поминок.

А время шло, смягчалась власть,
ЗК валили на свободу.
ЦК сказал Никите: «Слазь!»
И сняли с должности урода.

А там и Брежнев Леонид
Пришёлся вовремя и к месту -
Умён и складно говорит,
И двум бровям над носом тесно.

Давно закончилась война,
Израиль создали евреи,
От ран оправилась страна,
Зажили люди веселее.

А рядом с ними жил и я,
Учился, шкодил, куролесил.
Осталась без отца семья -
Он нас оставил, пьян и весел.

Так и вилась судьбою нить,
Непредсказуемо лихая,
Уже вставал вопрос: «Кем быть?»
Ответ маячил: «Сам не знаю!»

Тогда увлёкся я борьбой,
Друг на баяне занимался,
Мы были не разлей водой -
Друг песни пел, я рядом дрался.

Друг из семьи приличной был -
Два дяди были в офицерах,
Но что бы я не нашкодил -
Всегда он был мне другом верным.

Мой друг упорно повод ждал
И после драчки нехорошей
Меня в сторонку отозвал,
Чтобы внезапно огорошить.

Он, верный плану своему,
Сказал с горящими глазами:
«Давай поступим в СВУ!
В Свердловск поедем на экзамен».

Продолжение следует...