Романтика подводной службы

«И нет нам твёрже почвы под ногами,
Чем палубы подводных кораблей!».
Герой Советского Союза И.И. Фисанович

У меня их было одиннадцать – боевых служб (дальних походов или автономок).  С 1978 по 1986 год я проходил военную службу на атомных подводных лодках Краснознаменного Северного Флота. Это было время «холодной» войны. Американцы разместили свои крылатые ракеты с ядерными боеголовками в Западной Европе. Подлетное время до Московского Кремля составляло 8-10 минут.

Советский Союз ответил усилением интенсивности боевых служб АПЛ проекта 667-А. Каждая подводная лодка - по тогдашней классификации "ракетный подводный крейсер стратегического назначения" - несла 16 межконтинентальных баллистических ракет. Ядерный потенциал одной ракеты позволял в случае ее попадания вывести из состояния войны такую страну, как Англия.

Мы подходили к Штатам на расстояние «пистолетного» выстрела – подлетное время наших межконтинентальных баллистических ракет тоже составило 8 минут. Случись что, натовская ПРО была бы бессильна...

Боевая служба – это когда АПЛ на приличных скоростях и оптимальных глубинах преодолевает тысячи миль, чтобы занять свой район боевого патрулирования у Атлантического побережья Америки. Затем она ложится на боевой курс и с максимально возможной скрытностью на расчетной глубине и небольшой скорости крадется в безбрежном океане в постоянной готовности к нанесению ракетно-ядерного удара по вероятному противнику. Малошумность для АПЛ, все равно, что целомудренность для девушки –  качество наиважнейшее.

В общей сложности я провел под водой около трех лет своей жизни, может, самых лучших: с боевыми тревогами и ракетными атаками (к счастью, учебными); аварийными тревогами – реальными, когда в отсеки подлодки поступала забортная вода или случались возгорания (к счастью, небольшие); и с постоянной тревогой за родных и близких, оставленных на берегу.
 
О рождении своего второго ребенка я узнал ровно через 21 день после события, когда радиограмма нашла подлодку на перископной глубине в Саргассовом море Атлантики. «Поздравляем капитан-лейтенанта Василенко Ю.В. с рождением сына. В семьях экипажа все благополучно». Эти две строки из шифртелеграммы, подписанной командующим и членом Военного Совета флотилии, навсегда останутся для меня одним из самых дорогих и памятных подарков.

Романтика дальних морских походов на АПЛ условна. Огромная металлическая сигара длиной в 132 метра и диаметром около 10, разделенная на десять полностью герметичных (при задраивании) отсеков, донельзя набита различной аппаратурой, механизмами и  смертоносным оружием (все – тоже из металла), а также горюче-смазочными материалами, баллонами с воздухом высокого давления, вещевым имуществом, продовольствием, включая приличный запас вина и спирта-ректификата – так называемого «шила». Его крайне скупо используют в море, а после похода списывают и используют в качестве эквивалента в различных сделках, чаще всего меняя на дефицитные запчасти для вышедшей из строя военной техники; и пьют, пьют, пьют…

На самом деле подлодка беспомощна и слепа, как крот. Ее глаза и уши – технические средства кораблевождения и акустика. Она погружается в своих территориальных водах, чтобы через 80-90 дней, пройдя тысячи миль в мировом океане, всплыть здесь же: часто точка всплытия отстоит от точки погружения всего на несколько миль.

Седьмой отсек – реакторный, нежилой и необитаемый. Там неутомимо бьются два атомных сердца субмарины, и каждый уважающий себя подводник всегда ускоряет шаг, когда идет по коридору этого отсека. В остальном ее пространстве обитают: живут, постоянно несут вахту, играют в шашки, шахматы и нарды, отмечают выпавшие на поход дни рождения и праздники, смотрят и по несколько раз пересматривают старые добрые советские фильмы, делятся друг с другом самым сокровенным 120 одетых в одинаковую одежду мужчин в возрасте от 18 до 40 лет.

Их хорошо кормят. Не каждый советский, а сейчас и российский гражданин получает на завтрак варенье из розовых лепестков, а на ужин бокал отменного сухого вина, часто от импортных производителей. Правда, был случай, когда в начале похода вышла из строя морозильная установка и экипаж, как термиты, за одну неделю уничтожил все запасы говядины, чтобы потом долгих два с половиной месяца сидеть на щах из квашеной капусты и молочной сгущенке. Но боевая задача была выполнена...

Если поступит команда, экипаж может выполнить пуск одновременно восьми ракет. Они мгновенно пробуравят пятидесятиметровую толщу океана и неудержимые, как смерч, устремятся в Космос. Там их боеголовки разделятся на несколько частей каждая, чтобы сонмом ядерных метеоритов обрушиться на мегаполисы, военные базы и другие, стратегически важные объекты противника, одновременно поставив под сомнение существование человеческой цивилизации. Но экипаж об этом уже никогда не узнает: обнаруживший себя ракетоносец будет немедленно уничтожен вражеской подводной лодкой-убийцей или авианосной группой противника..

Подводный люд малоподвижен, и лишь при необходимости, как летучие мыши, бесшумно и быстро перемещается по прочному корпусу АПЛ, на автопилоте огибая все его выступы, датчики, трубопроводы…

Так в чем же романтика, брат?

Она – в представившейся возможности усмирить свои страсти и страстишки, очиститься от скверны вредных привычек (например, курения); в добровольных длительных ограничениях: в удовольствии видеть близких тебе людей,  в свежем воздухе и сне, живой и здоровой воде и еде, информации, дневном свете, главной мужской радости и, наконец, главной человеческой ценности – свободе.

Она – в постоянном риске уйти в небытие. Например, в ходе молниеносного погружения, когда на перископной глубине (17 м) подлодку обнаруживает вражеский самолет-разведчик,  и командир бросает, как сигарету изо рта: «Боцман, ныряй!».

Восемнадцатитысячетонная махина с большим дифферентом на нос стремительно уходит на глубину. Слышен сладострастный хруст ее тела, отдающегося океану, и слегка напряженный голос боцмана: «прошли 50.., 100.., 200…».  Под килем – несколько километров, и если рули заклинит на погружение, или боцман допустит ошибку, подводная лодка, яростно работая винтами, устремится в океанскую бездну, где, еще не достигнув дна, неминуемо будет раздавлена сумасшедшим давлением, как божья коровка, неудачно спикировавшая на асфальт,  туфелькой спешащей на свидание красотки.

Но раздается уверенный голос командира: «Боцман, держать глубину 300!», и, вслед за ним –  уже жизнерадостный ответ боцмана: «Есть, держать глубину 300!… Глубина – 300, товарищ командир!». Спустя несколько минут последует отбой боевой тревоги. Сеанс получения дополнительного адреналина окончен, и свободные от вахты подводники могут вернуться в свои каюты, чтобы поднять свалившиеся на палубу книги, шахматы и фотографии близких; а кок и вестовые еще долго будут материться, собирая по кают-компании столовые приборы и осколки разбитых тарелок…

Романтика подводной службы – в специфике великого и могучего русского языка более ста лет шлифующегося у подводников при полном отсутствии женских ушей. У отдельных командиров ПЛ он настолько изыскан и крут, многоэтажен и раскатист, что уши вянут у самых бывалых подводников. Команду на таком языке невозможно не выполнить. Но этот язык допустим  в замкнутых мужских коллективах, а там, где присутствует хотя бы одна женщина, или рядом – ребенок, он неуместен.

Грешен, но и я иногда прибегал к нему. Не в море – на берегу, когда нужно было остановить зарвавшегося военного чинушу, который считал возможным с высоты своего служебного положения говорить мне «ты», морально давить на меня и хамить, игнорируя мои аргументы. Когда мое терпение заканчивалось, спокойным и ровным голосом я посылал «товарища» в «светлую даль». И когда он, покрывшийся красными пятнами, тут же переходя на «вы», срывающимся фальцетом лепетал что-то типа: «Да как Вы смеете, да я Вас…», – в ответ ему хорошо поставленным командным голосом я повторял эти несколько волшебных слов и оставлял его, громко хлопнув дверью.

Как правило, моя проблема решалась в силу ее очевидности и обоснованности. Посланный никому о случившемся и о его пославшем не распространялся, понимая, что придется объяснить, за что и куда его послали. А в России никого зря не посылают! При случае, эти ребята, конечно, мне гадили. Может, поэтому я и не стал адмиралом. Добрее надо было быть с начальством, ласковее…
 
Романтика подводной службы – в прелести обратной дороги домой, когда с каждым перечеркнутым днем в настенном календаре светлее становятся лица товарищей, а все разговоры – только о доме; она – в чуде всплытия на поверхность и первом глотке свежего морского воздуха, смешанного с запахом экзотических моллюсков, успевших за месяцы плавания в теплых морях обосноваться в ходовой рубке атомохода и теперь чувствующих себя в нашем не замерзающем Баренцевом море, как гости из Гвинеи-Биссау в морозный январский день на главной площади русской столицы…

А впереди еще сход на берег – в полярные день или ночь (в зависимости от времени ухода в автономку), и непередаваемые ощущения от первых шагов по земной тверди, яркого солнца или звездного неба над головой, и, наконец, - главная награда подводника – первые после долгой разлуки объятия и поцелуй любимой женщины, когда она летит тебе навстречу по пирсу, бросается на шею и замирает. Такая родная и такая счастливая!

*На перископной глубине. Атлантика. 1984 г. Фото из архива автора.