Мой смертный грех

Я сегодня уйду насовсем
От девчонки, меня любившей.
Я уйду, снова стану ничей,
Как птенцов, любовь умертвивший...

Всем известно, что до семи лет дитя без греха. Первый и, к счастью, единственный «смертный» мой грех и одновременно личная трагедия, которую мне пришлось пережить в одиночку, приключились на восьмом году моей жизни.
 
Как-то раз, во время игры в «партизаны», нещадно изжаленный крапивой и исколотый ветками терновника, я затаился в глубоком овраге, тишину которого нарушала только соловьиная трель. К моему удивлению и восторгу на расстоянии вытянутой руки, в корневище у старой вербы, обнаружилось крохотное птичье гнездо с миниатюрной неброской кладкой!
 
Втайне от всех я посещал это укромное место, наблюдая, как соловьиная мама, увидев меня, вначале покидала гнездо, а затем, когда я удалялся на значительное расстояние,  всегда возвращалась в свой дом. Вскоре в соловьиной семье случилась прибавка: четыре маленьких, желтеньких и пушистых, похожих на цветы одуванчиков, смешно пищащих, огонька-комочка!

В день моей первой в жизни трагедии небо хмурилось и грохотало, сверкали молнии, и одному мне было страшно находиться в овраге, но я всё же пришел навестить немного повзрослевших, но еще не оперившихся птенцов. Их мама тут же упорхнула.

Мощный, как из ведра,  ливень застал меня врасплох и заставил нестись со всех ног, не обращая внимания на крапиву и кустарник, к родительскому дому. А рано утром следующего дня со смутной тревогой в сердце (соловей в овраге больше не пел) я брел, босоногий, по мокрой траве, сверкающей под лучами июньского солнца, к своему укромному месту, чтобы с ужасом обнаружить в бесформенном соловьином гнезде четыре холодных трупика...

Через годы образ убиенных птенцов «всплывет» в одном из ранних моих стихотворений непонятной для непосвященных метафорой...