Музы

У меня из брендов а-ля, «Валентино»,
Только Соседка с таким же именем.
Есть у той Валентины в гостиной картина,
Где словно нимфа она «в чем мать родила» и невинная.
Чудесная Валентина играла в советском кино.
За ней заезжали на ужины именитые режиссёры,
Но любила шикарная Валя лишь одного,
Того, кто не знал площадок и разных актеров.
Седо-русая Валентина
всегда умалчивала о прошлом,
Откуда у неё такая взялась картина?
И был ли любимый ее художник?

Когда на экране страждущие «в огоньке»,
Сменились звёздами ретро-песен,
Внезапно ко мне постучались в дверь:
Снегурка с дарами купленными с двух пенсий.
Спустя две бутылки советской дряни,
И тазика заливного в купе с селедкой,
Мы ринулись на балкон курить сигары,
И Валя нырнула в рассказы про путь нелегкий.
Про «пять раз поступала» и что не пригодна,
Про то, как работала на Мосфильме в буфете,
А ещё, рассказала, что к чаю давала водку,
И как за волшебным чаем ее заметили.

Сияние старой кожи сливалось с гирляндами,
Удивительно, как люди любят своё прошлое...
Потом внезапно слезы из глаз- то ливнями, то градами,
И вдруг исчезает все старое, странное, пошлое...

И вот, Валентина, с нелегким вздохом и рюмкой водки,
Задумчиво посмотрела вдаль и предстала актрисой,
Пыталась выдать хоть слово, хоть букву, строчку,
Но будто опущен занавес, спектакля не будет и сняты уже кулисы.
Я щёлкала пультом каналы, где все было «под копирку»,
Подумала: «женщина старая попросту напилась»,
За окнами сыпался порох фейерверков и стужи песчинки,
А с кухни «мне нравится» тонкая донеслась.

На кухоньке три на три под часами старыми,
Только единственный в жизни раз,
Поведала Валентина мне о любви нечаянно:
«Как сумасшедшая» -стала из первых фраз.
И больше не нужных слов не нужно было,
Искренне искрами воспылали ее глаза старевшие:
«Он думал, что он никому не нужный, да и не признанный,
Он говорил: «с мужчиной великим должна быть простая женщина».
Да лучше бы он лупил меня, что есть мочи,
Да лучше бы называл словами меня не достойными,
А он, то «дверь открывать не хочу» посреди ночи,
То вовсе молчал. Исчезал. И дни, и месяцы были запойными.
Несколько лет заставили стать меня худощавой,
Нервной, измученной жизнью с великим мужчиной.
К слову, великим - не только я одна его называла,
Я верила и ждала, спасала, но он закрывался и забывал причины...
Этот роман бесформенный так и кончился:
Он убежал к Французам и стал писателем,
Я опустела. Он письма писал и мучился...
Писал, что муза его не должна быть поодаль с создателем.».

На этом Соседка Валя умолкла и тихо заплакала,
Потом посмотрела в мои глаза полные слез понимания.
«Знаешь, милая, женщина ,конечно, всегда глупая,
Но Абсолютно всегда проста в своих желаниях.»

Так и ушла Валентина под руку с рассветом,
Дома к картине прижалась плечом и уснула.

«Петя был не просто художником или поэтом,
Он был обычный мужчина...»

Но дело ведь в музе.